как этого хотелось Хеву. Они не принимали столь жёсткую иерархию в постели, а лишь играли роль. Хев это чувствовал и терял интерес.
С переездом в Глазго Хев открыл для себя Тему. С самого начала он радостно бросился в этот омут и даже приобрёл определённую славу Верхнего в закрытых кругах, но со временем он понял, что и Тема не удовлетворяет его полностью. Большинство Нижних приходили в Тему за страданием, моральным или физическим. Если бы ему до прихода в Тему кто-то попытался сказать, что люди могут хотеть такого, он бы не поверил.
Они просили боли, и Хев давал им это. Они жаждали унижения, и Хев делал это для них. Они хотели почувствовать себя использованными, и Хев помогал им в этом. И он своими глазами видел выражение счастья на лице этих женщин после сессий с ним. И делал он это с ними только потому, что это приносило им радость. Какое-то время это создавало иллюзию удовлетворения, но со временем Хев понял, что и Тема — это не то, чего он хочет.
Есть один парадокс в Теме, который и не давал ему погрузиться в неё полностью. Во время сессии главенствует Верхний. Он принимает решение, что и как сделает в следующую секунду со своим нижним, но у Нижнего было право остановить сессию в любой момент. По первому требованию Нижнего Верхний должен полностью, незамедлительно и без вопросов прекратить все действия и прервать сессию. Свободой действий обладал Верхний, но истинный контроль над сессией был у Нижнего. И это не давало Хеву покоя.
Он бы обращался со своей Нижней бережно. Он знал это. Он бы не сделал всё, чтобы ей нравилось. Но у неё не должно быть права решать. Никаких запретов, никаких границ, никаких условий. Только он, Хев, решает, что произойдёт дальше, и когда всё закончится. Только его воля, только его. Он хотел абсолютной власти над своей партнёршей. Не иллюзии. Он не хотел их боли, не хотел их слёз. Ему вообще не нравилось всё это. Но он хотел абсолютной веры. Доверия, которое ему не мог дать никто, даже самые закоренелые Нижние.
Ещё никто за его жизнь никогда не решался отдать ему себя без остатка. И дело было не только в том, что он — огромный амбал ростом за два метра. Отдать своё тело полностью — это противоречило и Теме, поскольку нарушало один из основных принципов — безопасность. Иногда Нижние соглашались на сессии без стоп-слова или жеста, но перед этим в обязательном порядке оговаривались все возможные запреты и ограничения, которые Нижние накладывали на действия Верхнего. Всё это было не то. Возможно, его желания заходили даже дальше, чем у тех, кто практикует со своими Нижними полную сенсорную депривацию или удушение. К таким практиками допускались только те, кто умел оказывать первую помощь. И их категорически было запрещено проводить без предварительно согласованного стоп-слова.
Но Хев оставался в Теме. Хотя она и не приносила ему полного удовлетворения, это всё-таки было максимально близко к тому, чего он жаждал. Поэтому он и ходил в такие места, как «Shelter». Пусть ненадолго, но это помогало ему сбрасывать зудящее напряжение, которое возникало из-за того, что не всё в окружающем его мире подчинено его воле.
Птичка не походила на обычных Нижних. Хев ожидал обычную сессию, а получил бурю, хотя не связал и не ударил Нижнюю ни разу. Она так соблазнительно следовала за его желаниями, что ему даже не приходилось их озвучивать. Даже её мелкие ошибки не раздражали его, но позволяли проявить свою власть и почувствовать её вкус. И Хев он забылся, потерял контроль над собой, Птичкой и ситуацией. Это то, чего боялись все Нижние, обговаривая стоп-слова и стоп-жесты. Верхний, забывшийся во время сессии — это было попросту опасно. А Хев определённо потерял контроль, когда приблизился к пику. Своему и Птички. Совершенно недопустимо для Верхнего. Непростительно.
И это было именно то, чего он хотел. Он жаждал обладать. Не понарошку, а по-настоящему. Полностью и безоговорочно владеть своей женщиной. Быть истинно единоличным дирижёром того, что происходит в их спальне. Тема ему дать этого не могла. Слишком близка была грань опасности.
Когда Хев прослыл одним из самых жёстких Верхних на островах, ему не раз предлагали такие практики, от которых у нормалов волосы дыбом на голове вставали. Но Хев задолго до этого понял — он не был садистом, он был Домом в высшем проявлении этого понятия. Его не привлекала женская боль. Его привлекала полная, абсолютная покорность.
Но его помутнение могло быть опасно для его Птички. Он мог её сломать. Верхний не должен позволять себе терять контроль. Никогда. Он же отпустил себя. Что-то в этой маленькой девушке свело его с ума. Он просто потерялся в наслаждении. Наслаждении ощущать её хрупкое тело в своих руках.
Вчера Птичка казалась довольной, но что, если это был лишь механизм выживания? Могла ли она играть для того, чтобы освободиться от него и сбежать? Могла ли она забыть, что он ни при каких условиях не причинит ей вред? Могла. Во-первых, из-за того, что с ней когда-то сделали. А во-вторых, потому, что Хев достаточно сильно надавил на неё. Да и так ли он был твёрд в своём слове? Для того, чтобы гарантировать Нижней безопасность, Верхний всегда должен быть в ясном сознании. Этого Хев ей гарантировать не мог. Слишком сильно его распаляла её хрупкость и покорность.
А может, её настиг сабдроп[1] ? Может, она просто испугалась и сбежала? Или ей не понравилось то, что между ними произошло? Может, он причинил ей боль? Всё-таки он слишком большой для этой девушки. А может, об этом Хев даже думать не хотел, может, с ней что-то случилось? Красивая девушка ночью одна на улицах Лондона — это лакомая добыча для многих.
Такими мыслями Хев и промучился весь день и вечер. Его бросало от вины за то, что он сделал, через беспокойство за Птичку до злости, ведь она пришла в БДСМ-клуб, назвалась Нижней и сбежала, не испытав и капли боли. Или боль была, а Хев это пропустил? Хев не мог найти себе места.
Время близилось к двум часам ночи. Никто не работает в такое время. Его Птичка не придёт. Хев надеялся, что