— Да-да, конечно, это верно — где дом, дети, где все родное, — горячо, быстро шептала Анжела, вытирая слезы и судорожно сжимая пальцами плечи возлюбленного.
С этого дня стало как будто легче. И хотя за окном делалось все холоднее и темнее, а Володя улыбался не больше, чем раньше, Анжела почувствовала себя гораздо лучше. Уверенность в завтрашнем дне, в навсегда обещанной близости Володи придала ей сил и терпения. Теперь его раздражительность она относила на счет усталости и денежных трудностей. Но если раньше это представлялось ей вечным и непоправимым, то теперь, когда так ясно обозначились планы на будущее, они воспринимались как небольшие временные неприятности, которые вполне можно пережить, если немного напрячься и взять себя в руки. Анжела поняла, что больше всего ее давила не пасмурная погода и даже не Володино состояние, а неопределенность, с исчезновением которой даже низко ползущие тучи стали похожи на мягкие уютные подушки.
Несколько недель Анжела наслаждалась умиротворением, тихой радостью и сопутствующей им ровной энергией. Но однажды утром Володя проснулся сильно раздраженным и нервным. Даже не позавтракав толком, он поспешил в институт и уже в коридоре, несвойственным ему резким движением застегивая молнию куртки, он — как показалось Анжеле, очень зло — сказал:
— Я пригласил на сегодня Радзинховского. Это мой научный руководитель, я тебе рассказывал. От него во многом зависит моя защита. Поэтому будь умницей, ладно? Купи вина, лучше испанского, оно более терпкое и не такое сухое, как французское, и что-нибудь к чаю. Да и сама чтобы «на пять» выглядела. Впрочем, этому-то тебя учить не надо! Ну все, я пошел, до вечера.
— Но Володя?!
— Что такое? Ты чем-то недовольна? Ну что ты стоишь с таким скорбным видом и молчишь?! Давай, говори быстрее. Я опаздываю!
— Ты же знаешь, у нас денег в обрез, еле хватает на простенький обед и ужин. Какое может быть вино?
— Значит, завтра поголодаем. К тому же у тебя ведь скоро зарплата в «Игуане», можно в долг взять. Да и, вообще, спорить бесполезно — профессора я уже пригласил и, сама понимаешь, отменить это мероприятие теперь не могу.
Дверь тоненько скрипнула и закрылась. Анжела постояла минуту, прислушиваясь к затихающим шагам возлюбленного. Потом вздохнула и прошла в комнату.
На незаправленной кровати валялась одежда вперемешку с книгами и какими-то записями, под стулом чернели вчерашние носки, а на столе в кофейной луже сиротливо розовел на обкусанной булке ломтик дешевенькой вареной колбасы. И всю эту и без того безрадостную картину заливал тусклый свет петербургского осеннего утра. Анжела взглянула на серое небо, представила, какая на улице слякоть, и вдруг заплакала. Села на пол, прислонившись к облупленной, еле теплой батарее, закрыла лицо руками и стала тихонько поскуливать, как тот щенок, которому она недавно лечила покусанную лапу. Она вспомнила, какие яркие солнечные дни бывают в это время в ее родном Вестюжанске, как аккуратненько выглядит ее комнатка, как ей там хорошо.
«Боже мой! Как я устала от этого вечного беспорядка, от этой сырой промозглой погоды, от работы уборщицей, в конце концов!» — всхлипывая, шептала Анжела. А по карнизу барабанил мелкий холодный дождь.
«Да что это я! — Анжела вытерла слезы и огляделась. — Ведь Володя над кандидатской работает, у него много проблем, он устает, нервничает, а я сержусь на него из-за какой-то ерунды — из-за неубранной одежды! Таким злым и раздраженным Володя, кажется, еще никогда не был. Да и на меня вдруг накатила волна того кошмарного состояния, в котором я была до нашего разговора. Надо успокоиться и взять себя в руки».
Она встала, привычным ловким движением собрала в пучок свои мягкие послушные волосы и быстро прибрала комнату и кухню. До работы надо было еще успеть в магазин и в сберкассу.
Вечером, возвращаясь домой под моросящим дождем и тускло вспыхивающими над головой фонарями, Анжела думала о том, какой, наверное, противный этот Радзинховский, надутый и чопорный профессор и сухарь с виду… Она даже вздрагивала при мысли о том, что придется провести в его обществе целый вечер. Но деваться было некуда и, торопясь, чтобы успеть до прихода Володи, девушка принялась накрывать на стол.
Потом она выбрала платье, наиболее подходящее для приема важного малознакомого гостя, и стала ждать. Ей почему-то было тревожно, как будто это не Володя, а она должна защищаться и для этого надо во что бы то ни стало произвести на профессора впечатление. Она даже поймала себя на том, что поправляет волосы, чтобы изгиб их густой светло-русой волны был несколько капризным. Это открытие привело девушку в ужас и, передернув плечами, она пересела с кресла на стул и приняла самую строгую и независимую позу, на какую только была способна.
Через несколько минут Анжела услышала, как поворачивается в двери ключ. Она напряглась и собрала все силы, чтобы выглядеть спокойной, равнодушной и в то же время приветливой. Секунду спустя в коридор к хозяину и гостю вышла очаровательная молодая женщина в подчеркивающем изящную фигуру платье, с падающими на плечи мягкими волосами и непринужденной улыбкой на губах.
— Умница! Ты просто неотразима! — шепнул ей, проходя за Радзинховским в комнату, Володя.
Анжела порозовела от удовольствия и смущения, которые до сих пор охватывали ее от каждого ласкового слова возлюбленного.
Профессор Радзинховский оказался высоким дородным мужчиной лет пятидесяти с чистой, как у юноши, кожей, пухлыми яркими губами и румяными щеками. Можно было не сомневаться, что в молодости он выглядел этаким красавцем-паном и имел огромный успех у женщин. На это красноречиво намекали и его унизанные массивными перстнями (наверняка подарками бывших любовниц) пальцы. Да и по тому, как он посмотрел на вошедшую с вазой фруктов Анжелу своими светлыми серыми глазами, сразу было видно, что он понимает толк в представительницах прекрасного пола. В общем, этот человек напоминал кого угодно, только не солидного профессора медицины, врача, всю свою жизнь посвятившего науке и людям.
Анжела приложила к щеке похолодевшую ладонь — она почувствовала, что покраснела от одобрительной полуулыбки профессора так же, как всего несколько минут назад от комплимента Володи.
«Господи, неужели я хочу ему нравиться?! Да нет же, не может быть! Я просто перенервничала, устала», — пыталась успокоить себя Анжела, но от случайного прикосновения полных пальцев Станислава Яновича по телу бежали горячие токи.
