ее руки. А вторую руку завожу под одеяло. Касаюсь ее ноги. Горячая нежная кожа. Мягкая и такая манящая.
Громко выдыхаю, ведя руку вверх. Тело Кати еще напряжено, но я сумею ее расслабить.
– Катя, – хриплю ей в губы, приближаясь к главному. Медленно, но уверенно. – Девочка моя.
И вот, когда уже кажется, что все. Когда Катя немного обмякает в моих руках. Когда я почти касаюсь самого сокровенного.
Раздается крик, который оглушает и ошарашивает одновременно:
– Нет!
От неожиданности отшатываюсь от нее и непонимающе смотрю.
А Катя… Катя садится, обхватывает себя руками и дрожит. Дрожит так, что даже в полумраке я вижу это. Да ее просто трясет.
– Нет. Нет. Нет, – повторяет она в каком-то безумии. Обнимая себя еще крепче и опустив голову. – Нет. Не надо. Не надо. Нет.
– Катя. Что с тобой? Успокойся, – тянусь к ней рукой.
Она вскидывает на меня какой-то безумный взгляд и мотает головой.
Да что с ней?!
– Катя? Врача вызвать? – я и сам уже боюсь. – Катя?
Она сильно зажмуривается и распахивает глаза через несколько секунд. Смотрит уже более обдуманным взглядом.
– Умоляю, нет, – голос уже тише.
– Чего ты боишься, Катя? Что пугает тебя? Расскажи мне.
Придвигаюсь к ней. Она пытается, наоборот, отодвинуться, но я обнимаю ее. Прижимаю к себе.
Я ничего не понимаю. И это злит. Я привык быть в курсе всего, что происходит вокруг меня!
– Катя, – шепчу ей в волосы, – расскажи мне.
Она глубоко вздыхает, но не вырывается из моих объятий и я рукой ощущаю ее горячее дыхание. И что-то подсказывает мне, что сегодня я получу, наконец, ответы на свои вопросы.
Она молчит какое-то время. А потом начинает тихонько раскачиваться взад-вперед. Едва ощутимо, но я чувствую это руками, которые обнимают хрупкое и дрожащее сейчас тело.
– Их было трое, – голос Кати такой тихий, что я замираю, чтобы не пропустить ни слова. – В тот вечер бригадир смены сказал, что надо будет остаться, чтобы пересчитать поступившие продукты. Я раньше никогда этого не делала. Но он сказал, что поможет. Он и еще двое из моей смены. Всех троих я знала лично и поэтому не почувствовала ничего такого. Когда подсчеты закончили, была уже ночь. Не помню точно. Наверное, часов одиннадцать или двенадцать.
Катя вздыхает и я понимаю, что вот эти подробности – это попытка отсрочить основное. Отодвинуть. Я уже догадался, что она мне хочет рассказать. Я многое повидал в этой жизни. Поэтому сильнее обнимаю ее. Ведь самое тяжелое – не поделиться своей болью, самое тяжелое происходит потом.
– Виталий предложил расслабиться и достал откуда-то из-под стола бутылку, – продолжает Катя. Сейчас она смотрит перед собой, в стену и продолжает раскачиваться, уже не так сильно, но все равно. – Я не хотела. Правда, не хотела. Насмотрелась на брата и его дружков. Алкоголь всегда вызывал у меня отвращение. Но Виталий сказал, что это снимет усталость и напряжение. А потом он отвезет меня домой. Они все трое уговаривали меня. Один бокал… И я… – Катя опускает голову, – я согласилась. Я сама… сама виновата…
Плечи начинают подрагивать. Слышатся тихие всхлипы.
– Катя, успокойся, девочка. Не надо. Тихо. Это все в прошлом. Катя, не плачь, – за голову прижимаю ее к себе. – Не надо. Я все понял. Не надо дальше.
Впервые за долгое время у меня начинает щемить сердце. Я как будто сам чувствую ее боль.
– Нет, – она чуть отталкивает меня и садится прямо. – Потом они изнасиловали меня. Все трое. Я никогда не забуду этого. И вам лучше знать это.
Она опять переходит на «вы» и становится какой-то холодной. Чувствую ее холод и то, как она пытается выбраться из моих объятий. Но нет. Я не отпущу ее. Теперь уже точно нет.
– Я все понял, Катя. Не надо дальше.
– Почему? – поворачивается и зло сверкает глазами. – Противно стало? Думали, так не бывает? В вашем идеальном мире? Да! Они изнасиловали меня! Я сама виновата! Сама!
– Что ты говоришь, Катя?! Ты не виновата! Успокойся. Скажи мне, почему ты не пошла в полицию? Ты родным рассказала?
– Почему же «не пошла»? Я пошла, – усмехается. – Написала заявление. И знаете, что услышала от следователя?
Я молчу, хотя внутри меня все закипает. Я злюсь, примерно представляя, что она скажет мне.
– Я все придумала, чтобы денег с парней стрясти. Вот так и сказал, – Катя усмехается, а у самой по щекам слезы. Такие тихие, безмолвные слезы. Словно плачет ее душа. – Я сама осталась, сама согласилась выпить. И сама… – закрывает лицо руками.
– А экспертиза? – убираю с лица ее руки. – Экспертизу делали? Катя?
– Нет, – отворачивается и опускает взгляд. – Я в душ сразу же пошла, как домой смогла вернуться. И следователь сказал, что я специально это сделала. Теперь доказательств нет. Только мои слова. Мои слова против слов этих троих.
Катя вдруг падает на кровать, утыкается лицом в подушку и я слышу всхлипы.
Глубоко выдыхаю и накрываю ее собой.
– Катя, успокойся, – шепчу ей в волосы. – Катя. Котенок, – ладонью провожу по волосам. – Все будет хорошо.
Приподнимаю и беру на руки. Целую ее в лоб, прижимая к себе.
– Бедная девочка. Спасибо, что рассказала.
– Амир, – всхлипывает, – отпусти меня. Пожалуйста.
– Нет, Катя, теперь я не отпущу тебя. Пока не вылечу. Пока не верну к прежней жизни. Знаешь, какое самое лучшее лекарство?
Поднимает на меня взгляд и мотает головой.
– Месть, – твердо произношу я. – Только месть.
В глазах Кати появляется испуг и она продолжает мотать головой.
– Потом поговорим, – целую ее в лоб и кладу на кровать. Накрываю одеялом и сам сажусь рядом. Смотрю на тонкую подрагивающую от последних всхлипов фигурку. Я не хочу отпускать ее. Сейчас не хочу. Ей нельзя быть одной.
У меня куча вопросов к ней. Но задам я их потом. Теперь я знаю, что надо делать.
– Амир, – тихо зовет Катя.
Наклоняюсь.
– Мне страшно, – шепчет Катя и я ложусь рядом. Обнимаю ее и прижимаю к себе.
– Ничего не бойся. Теперь ты со мной, – говорю тихим, но уверенным голосом. – Спи. Тебе надо отдохнуть. Завтра поговорим.
– Амир… – вдруг сама кладет ладошки мне на грудь. Этот такой невинный жест заставляет меня замереть.
– Спи, Катя, – глажу ее по спине. – Спи. Ничего не бойся. Теперь все будет иначе.
Я и сам не замечаю, как засыпаю рядом с ней. Давно я вот так не засыпал, прижимая к себе хрупкое и теплое женское тело. Ни одна из женщин,
