руль. Когда-нибудь она научится меня слушать.
— Залезай, блядь, в эту машину.
— Мне… мне нужно на лекцию, — заикается она.
— Садись.
Наконец она делает то, что ей говорят. Она складывает руки на коленях, чтобы они не дрожали, и сбрасывает капюшон, дерьмовая маскировка теперь бесполезна.
— Ты же знаешь, что бы ты ни надела, я узнаю тебя за милю.
Она сжимает руки. Ноги у нее гладкие и бледные. Она не остается на улице достаточно долго, чтобы погреться на солнце. Слишком боится того, чем для нее может закончиться это, среди других людей. Моей руке до боли хочется протянуть руку и схватить ее за бедро. Почувствовать, какая она мягкая. Тогда я хватал ее за конский хвост, дергал за него и опускал это хорошенькое личико к себе на колени.
Я мог бы. Я мог бы возить нас по городу столько, сколько захочу, заставить ее отсосать мне и проглотить это. Ей бы это не понравилось, а я бы наслаждался каждой секундой, но я не хочу наслаждаться ни единым мгновением с Вайолет Харрис.
По крайней мере, если бы я заставил ее отсосать мне на глазах у парней, это было бы нечто большее, чем минет. Публичное унижение, деградация, контроль. Но наслаждаться ею наедине — это слишком интимно, чтобы объяснять это рационально.
Кроме того, я знаю, что она и раньше фантазировала о том, как отсосет мне член. Может быть, она до сих пор это делает. Я отказываюсь выполнять ее фантазии.
Только ее кошмары.
— Я знаю, это не поможет. — Ее голос тихий, оболочка той девочки, которой она была раньше. — Но я клянусь, это был несчастный случай.
Я сжимаю челюсти и выезжаю обратно на дорогу.
— Ты права. Это не помогает.
Она берется за ручку двери, когда я выезжаю из кампуса, но не решается выпрыгнуть. Она знает, что далеко не уйдет.
— Куда ты нас везешь?
— Куда бы, черт возьми, я ни захотел.
Ее паника усиливается, когда я проплываю мимо центра Даймонда, впиваясь ногтями в обивку. Но она старается говорить ровным голосом.
— Поздравляю с получением звания капитана.
Я чертовски ненавижу, что она это знает. Ненавижу, что она узнает, что я стал капитаном, но моя сестра никогда этого не узнает.
Когда я ничего не отвечаю, она добавляет:
— Хлоя бы гордилась.
Имя моей сестры, слетевшее с ее губ, заставляет мой кулак врезаться в приборную панель. Вайолет вздрагивает, отодвигаясь от меня так далеко, как только позволяет ее сиденье.
— Не смей, блядь, говорить со мной о ней. На самом деле, не позволяй ее имени слететь с твоего гребаного рта снова.
На нас опускается тишина. Вайолет несколько секунд остается неподвижной, как статуя, позволяя мне успокоиться. Но меня уже ничем не успокоить. Я злюсь каждый день с тех пор, как умерла моя сестра, и моя ярость только растет с каждым днем, который проходит без правосудия.
Вайолет медленно достает свой телефон, как будто я не замечаю каждого ее движения.
— Убери свой гребаный телефон.
— Мне просто нужно написать своему боссу…
— Тебе не нужно никому писать. Всем насрать, где ты и что с тобой происходит. А теперь убери телефон, пока я не вырвал его у тебя из рук.
Вайолет засовывает телефон обратно в карман. Она знает, что я прав. Никому нет до нее дела, даже ее маме, которая заставила ее вернуться в Университет Даймонд, зная, что я буду здесь. Зная, что бы я хотел с ней сделать, если бы увидел ее снова.
Слезы заливают ее глаза, и мой член подергивается в джинсах. Я хватаю ее руку и прижимаю к своему стояку.
— Вот что твои слезы делают со мной.
Она с отвращением морщит нос и пытается отстраниться, но я ей не позволяю.
— Убери руку, и я заставлю тебя использовать вместо нее рот.
Она замирает, сдерживая слезы и не смея пошевелить ни единым мускулом. Угроза того, что мой член может сделать с ее челюстью, была постоянным напоминанием под ее ладонью.
Я провожу ее рукой по своему члену, прикусывая губу, чтобы подавить стон. Она даже не подозревает, какой эффект все еще производит на меня. Единственная крупица власти, которой она продолжает обладать.
Остальная часть поездки проходит в тишине. Я делаю случайные повороты и объезжаю окрестности, чтобы она не могла отследить наши передвижения. Я стряхиваю ее руку, ощущение ее ладони на моем члене поверх джинсов слишком приятно, чтобы чувствовать себя комфортно.
Когда я наконец останавливаюсь, я говорю ей:
— Достань свой телефон.
Не говоря ни слова, она делает, как ей говорят. Думаю, в ее голове еще осталось немного здравого смысла.
— Отключи код доступа.
Когда она это делает, я протягиваю руку.
— Дай его мне.
Она подчиняется, и я убираю ее телефон в карман.
Теперь она дрожит всем телом. Вокруг нас ничего, кроме пустых полей. Я мог бы убить ее прямо здесь. Мне бы это сошло с рук. Очень жаль, что я не могу смириться с тем, что я хоть в чем-то похож на нее.
— Убирайся.
Она поворачивает ко мне голову.
— Что?
— Убирайся. Вон.
— Но… как я вернусь в кампус?
Я пожимаю плечами.
— Не моя проблема.
Черт. Ей нужно перестать плакать, иначе я стану слишком твердым, чтобы сопротивляться ей.
— Зачем ты это делаешь? — шепчет она.
— Почему ты убил мою сестру?
Вайолет опускает взгляд на свои колени. Ее голос звучит едва слышно.
— Я не хотела.
— Это не имеет значения. Ты, блядь, это сделала. И тебе это сошло с рук. По крайней мере, до сих пор. Ты заслуживаешь этого, ты знаешь
К моему удивлению, она кивает.
— Так что убирайся из моей гребаной машины, Вайолет.
На этот раз она слушает. Едва она закрывает за собой дверь, как я нажимаю на газ, оставляя ее в облаке пыли.
Если она выживет, если вернется в кампус, ей лучше подготовиться к тому, что дьяволы обрушат на нее адский дождь.
ДО
Уэс
— Знаешь, если ты продолжишь водить ее за нос, она влюбится в меня.
Хлоя закатывает глаза, уперев руки в бедра, пока наблюдает, как Вайолет вразвалку приближается к нам на своих коньках. У нее примерно пять слоев, чтобы смягчить падение, если она ударится об лед.
Не если. Когда.
— И вообще, зачем я тебе здесь понадобился?
— Я же сказала тебе, мне нужно, чтобы ты помог мне научить ее кататься на коньках. Я не хочу оставаться одна, если она разобьет голову об лед. Кроме
