глаз сцену.
А одна мысль пробивалась через барьеры, толстенные стены и все нельзя. Потому что она была новой, тайной и постыдной даже для меня. Потому что я хотела попробовать.
Я хотела чувств, такой же страсти, хотелось чувствовать себя желанной, любимой, нужной и чьей-то. Хотелось узнать каково это.
Меня обуял стыд. Жгучий румянец покрыл щеки. Узнай мама мои мысли…
Длинные худые ноги обвили мужскую талию.
Игра набирала обороты.
Игра, придуманная мною, и не думала заканчиваться.
Влюбленная парочка кажется действительно решила идти до конца. Им ничто не могло сейчас помешать.
А меня, подсматривающую и мешающую, вовсе не оправдывало желание помочь, даже если она никому не нужна.
Как и я никому не нужна.
Непонятная из-за чего буря в груди улеглась, а вместо него поселилась обычная грусть. Кого-то целуют, обожают и любят, а кого-то терпят и раздраженно сжимают губы, когда приходится заводить разговор. Чтобы родителям не показывать вражду.
Самый красивый парень школы каждый день мучает и дико меня ненавидит, в то время когда я признаю, что он самый красивый парень.
Ненавижу его.
За его улыбку.
За его дружбу со всеми.
За любовь к другим.
И за предвзятость ко мне.
Что я ему сделала?
Ненавижу его!
Пусть делают что хотят, уже отрешенно подумала я, когда сделала необдуманный шаг назад. Потому что надо было сначала проверить, куда ставить ногу.
Раздался хруст ломающейся ветки и на меня устремляется две пары глаз. Тех самых, которых невозможно было отвлечь, как я думала.
Лена становится вся пунцовой то ли от смущения, что их поймали, то ли от злости, что опять таки поймали и еще помешали. Потому что Максим ее тут же оставил и направился ко мне с сведенными от недовольства бровями, вновь сжатыми губами, но ярким огоньком в глазах. Скорее всего, от все еще не улегшегося желания.
Я же случайно, взмолилась я про себя. Я же не хотела.
Лену бросили и она была зла, а не смущена, поняла я немного отрешенно. Ведь Максим был уже так близок ко мне. Он ни секунды не раздумывал. Увидел мешающую блоху — шел раздавить эту блоху. И это в то время, когда я ничего не успела сделать — не встала, не отряхнулась, ни убежала быстрее его. Хотя, почему нет. У меня все еще был шанс. И я им воспользовалась.
Чтобы неудачно развернуться. Чтобы неудачно наступить. Чтобы боль прострелила ногу и чтобы я снова упала на землю. Только теперь от боли. Мой крик раздался, кажется, на другой стороне леса.
— Глупая девчонка, — буркнули мне над ухом раздраженно.
Я вздрогнула, но не ответила. Я ждала. Просто ждала. Я не могла представить всю глубины воображения Максима и даже не хотела начинать. Я понимала, что попала.
Но как же больно.
— Что у тебя там? — и не дожидаясь ответа мою ногу взяли в крепкие горячие пальцы.
Чистое удивление. Вот что было отражено на моем лице.
— Понятно. Ничего страшного, нужен компресс и дать отдохнуть. Идти сможешь?
И голос его так не был похож на утренний. И даже на вчерашний, что я продолжала тормозить и хлопать глазами. Этот тихий участливый тон никак не ввязался с моим воображением, где меня…
Впрочем, не меня целовали, обнимали и хотели. Как и кинули не меня. Боль не смогла прогнать, как оказывается, задетые увиденной картиной чувства. Я даже не знала радоваться мне или грустить. Но, против воли по венам потекла горечь, потому что первое преобладало: чтобы обнимали, целовали и хотели. Да что там хотели, мне бы попробовать каково оно — целоваться.
— Эй, что ты делаешь? — вырвалось у меня, когда заметила чёрные глаза слишком близко. Из-под насупленных бровей на меня глядела бездна. Она ковырялась в душе, точно хозяин, выуживала мои эмоции на лицо.
— Тебе будет больно, — ответили мне глаза в глаза.
— Справлюсь, — огрызнулась я в ответ.
И не с таким приходилось справляться.
Чтобы я позволила обнять себя человеку, который только недавно занимался этим и к тому же с другим человеком? Чтобы доверилась тому, кто на днях приклеил меня на школьный табурет? Или тому, который всю жизнь только и делает что пакостит, мучает и издевается?
Да чтобы я и вторую ногу подвернула, но только не помощь Максима.
Наверное, я совсем не умею держать лицо, потому что Максим хмурится сильнее и поднимается на весь свой рост, глядя себе под ноги с ехидной улыбкой. Теперь его не спутаешь ни с кем, теперь это настоящий Максим. Даже если хочется верить, что нежный голос минуту назад действительно переживал обо мне, что этот голос не очередная ловушка, в которую попав, я бы давилась слезами очередную неделю.
— Ну… справляйся…
— Тебя ждут, — намекнула я на его уход. Сидеть на земле и смотреть в его глаза было проблематично для шеи. Я рисковала свернуть себе и ее.
— Подождут, — было мне невозмутимое. Руки на груди, бесячая улыбка от своего превосходства и правоты и я проклинаю все на свете.
Вот тебе доброта души и вернулась, подумала я, ну шла бы себе дальше, не сворачивая в лес, давно была бы в школе…
Школа… Точно! Я же опаздываю.
Я аж вздрогнула и тут же вскочила, чтобы застонать от простреливающей боли в лодыжке. Ну почему мне так не везет?
— Я сказала справлюсь, — ответила ему, когда поймала движение сбоку. Да от него еще женскими духами пахнет!!! Приторно-сладкие до скрежета зубов. Пусть идет к своей Лене, чего пристал ко мне, возмущалась я.
Я сделала шаг, закусила губу и…
… и была поймана в ужасно горячие объятия.
Или это меня обуял жгучий стыд.
— Бестия, — было мне в ухо. — Невыносимая бестия.
— Почему ты так со мной? — спросила я тихо, чтобы не выдать дрожащий голос. В груди жгло от несправедливости и обиды. Мне было ужасно неприятно и неудобно.
Начнем с того, что я третья лишняя. Мне не хотелось мешать, быть пойманной и особенно привлечь внимание. Я бы доковыляла сама. Зачем притворяться, будто на самом деле переживает обо мне. С Леной он был настоящим и если бы не я… Возможно, я даже разрушила их будущие отношения. Лена же обидится.
Ну и пусть обижается, решила я. Пусть ненавидит. Я не тянула за руку Максима, не заставляла его под дулом пистолета идти за мной и тем более не специально подвернула ногу.
А еще в груди разгорался жгучий комок, который заставлял прятать глаза, которые были на мокром месте и контролировать дыхание. Чтобы
