Выходные вышли так себе, после них еще неделю надо будет приходить в себя.
Что-то во мне окончательно сломалось.
Я не хотел возвращаться к прежней жизни, не хотел снова следить за женщинами, попадать на деньги или в опасные переделки. Мне вдруг захотелось спокойной жизни.
Почему?
Стать следователем я хотел с тех пор, как преподаватель заставил меня выучиться криминалистике. Но почему я пошел по этой кривой дорожке?
Всему виной она. Когда бросила меня, когда ушла… я был потерян, так же, как и сейчас. Она перечеркнула всю мою жизнь на до и после. Поэтому я уволился несмотря на то, что все начальство скрипело зубами. И поэтому же возненавидел женщин. Она предпочла мне старика с набитыми карманами. У меня в тот период жизни не было ни гроша. Все, что удавалось заработать, я тратил на еду и съемную квартиру. И не было никаких средств баловать ее дорогими подарками, походами в рестораны или путешествиями.
Потом у меня появились деньги. Но ее уже не было.
Осознав это в тот день, я понял, что не чувствую больше злости или обиды. Я не чувствую ровным счетом ничего.
Пусто. Тихо. Спокойно.
XIV. Алексей Блонский «Замкнутый круг» Глава 10. Ах у вас был ту́з в рукаве?
От той поездки я ожидал большего эффекта, но расслабиться и отпустить мысли не получилось. Тем не менее, пережив укус гадюки, превозмогая себя, я ехал на встречу с Плешецким. Влажными от пота ладонями я сжимал руль и пытался успокоиться. В серости начинающейся грозы я вздрагивал от вспышек молний, проговаривая вслух подготовленную речь. Внутри таилась надежда, что Плешецкий воспримет мои слова если не легко, то хотя бы безболезненно. Во всяком случае, он ничего не теряет, в отличие от меня.
Я остановился около отеля, где неделю назад проходило открытие ресторана, оперся спиной о дверцу машины и нервно выкурил две сигареты, пока ждал звонка Плешецкого. Небо было темно-синим от грозовых туч, а в воздухе пахло сладостью скорого дождя. Ветер несколько раз потушил зажигалку в моих бледных руках. Я винил себя за непрофессионализм, и тело отзывалось нервными импульсами. К тому же, я не знал, чего ожидать от Плешецкого — на что он способен, учитывая его вспыльчивость.
Раздался звонок, Плешецкий пригласил меня внутрь, и я вошел как раз перед началом ливня.
Он сидел в том самом номере на втором этаже за рабочим столом. Как и в первую встречу, он не поднял на меня взгляда, а сначала закончил печатать.
— Ну, о чем ты хотел поговорить? — сказал он, нехотя отрываясь от ноутбука.
Сегодня он был в белой рубашке под коричневым джемпером и выглядел точь-в-точь как одиннадцатиклассник.
— К сожалению, я не смогу продолжать работать на вас, — сказал я на выдохе. Слова дались тяжело, но я смотрел ему прямо в глаза, бросая страху вызов. — Понимаю, как подвожу вас, но все же я в первую очередь думаю об успехе дела, поэтому было бы разумнее сменить детектива, — я поймал его недоуменный взгляд, и заломил под столом пальцы.
— Не понял, почему?
— Я случайно пересекся с вашей женой, и мы обменялись несколькими фразами. Словом, она меня запомнила, и теперь я никак не могу продолжать работу.
Минуту он обдумывал сказанное, крутя ручку между пальцев, и не изменив выражения лица спросил:
— Как это вы случайно пересеклись?
— Это была моя ошибка, и хочу принести за нее свои извинения. Я подошел слишком близко, чем обратил на себя внимание, и пришлось притвориться прохожим и спросить дорогу.
— То есть она ни о чем не догадалась?
— Нет. Это точно нет.
Плечи его немного опустились, он выдохнул и откинулся на спинку стула.
— Я мог бы дать вам рекомендации к кому обратиться, но на это уйдет немного времени, может быть, два дня…
— Нет, — прервал меня Плешецкий. — Я не собираюсь менять детектива.
— Но как же… я не смогу продолжать…
— Меня не волнует «как», на этот вопрос ты должен дать ответ сам.
— Но разве не лучше будет…
— Нет, не лучше! — разозлился он. Глаза его потемнели, и мне стало не по себе. Я снова вспомнил крики и удары, и разбитое состояние Лики. Затем оценил его мышцы, и сделал вывод — сцепись мы в драке, победителем мне не выйти. — Ты продолжишь слежку, и меня не волнует какими средствами.
— Но это просто бред! — вспылил я.
Он ухмыльнулся, и улыбка его вышла устрашающе безумной. Неприятные мурашки вперемешку с холодным потом струились по моей спине.
— Ты не понял, здесь у тебя нет выбора. Мы пожали руки. Не вижу препятствий.
— Смотрите, я объясню, — сказал я спокойным тоном, переводя дыхание, — Человеческая память устроена так, что даже если вы пересечетесь с кем-то случайным взглядом, то мозгу потребуется не менее двух недель, чтобы стереть образ того человека. А если вы общались с ним, пусть даже несколько секунд, уйдут месяцы, а то и годы, чтобы забыть. Продолжая работать на вас, я не принесу результата.
— Нет, это ты смотри, — вскипел Плешецкий. Он наклонился ко мне через стол, сжал в руке ручку и процедил сквозь зубы: — Я нанял тебя для работы, и мне нужен конечный результат. Какими средствами ты пользуешься — меня не волнует. Другого пути нет, уяснил? — он скалил зубы, отчего у меня дрожали волосы на голове. — Ты думаешь, можешь вот так просто все бросить и уйти?
— Но я не прошу у вас оплаты. Я потратил много сил и времени, но облажался. Я признаю ошибку и отхожу в сторону, чтобы не навредить еще больше…
— А речи об оплате и не шло! Да, ты облажался. За это тебя вообще придушить мало! — выбросил он. Нервы накалились до предела, он еле сдерживал себя, а я не мог понять, чего он от меня хочет. Если единственно известное для него наказание — это физическое насилие, то я готов дать сдачи. Но он не размахивал кулаками, а лишь покраснел от злобы, сцепив зубы. — Но ты уясни — даешь заднюю, и все, что ты имеешь, будет разрушено.
— Что?
— Я говорю, например, о твоем единственном друге, у которого сыночек еще жизни не нюхал… — Он повернул ко мне ноутбук, на экране которого были фотографии с камеры наблюдения в отеле в тот день, когда Макс закладывал еду с фуршетного стола за обе щеки. — Как это всегда печально… — протянул Плешецкий, — …мать одиночка, не справляющаяся со своими обязанностями, к которой в дверцу стучат люди из органов
