опеки. Думаешь, сможет она дальше жить, когда ее и твоего дружка лишат родительских прав, а их любимого ребенка заберут на законных основаниях и поместят в детский дом? И по классике — ваше с Максимом Игоревичем заключение в исправительную колонию, как тебе такое? Может быть, дадут соседние камеры, кто знает… Но я, конечно, это гипотетически. Хотя, все в твоих руках.
— Вы это серьезно? — я не мог поверить в услышанное.
— Можешь съездить навестить одного паренька, он еще и года не отсидел. Может быть, найдете общий язык, раз уж вы коллеги.
— Какие коллеги?
— Ну как же. Ты сам спрашивал про детектива, который работал до тебя. Вот я и говорю — съезди, пообщайся.
Я нервно сглотнул. Несколько минут мы молча пилили друг друга глазами. Пока сказанное укладывалось в сознании, у меня скручивало желудок. Я боялся подумать, откуда он узнал о Максе, и как глубоко его уважают местные власти, если он разбрасывается такими серьезными угрозами. И почему все эти люди идут ему навстречу, если он невыносимый, безумный, самовлюбленный садист?
В глухом молчании завибрировал его телефон, и зрительный контакт разорвался. Я посмотрел в окно — дождь заливал стекла как из ведра. Как мне хотелось отмотать время назад… Смыть с себя всю эту грязь…
— Зайди, ты как никогда вовремя, — сказал Плешецкий кому-то и положил трубку.
Через три минуты в номер зашел высокий мужчина в сером костюме. Не хватало только черных очков, и он был бы похож на клишированного вышибалу.
— Знакомься, это Гриша, — сказал Плешецкий. — Пожмите руки, что вы…
Гриша протянул мне огромную как у медведя ладонь, и я вложил в нее свою маленькую хрупкую руку. Приветствие вышло болезненным, чего я и ожидал.
— Гриша с семи лет занимается борьбой, и даже выступал на областных соревнованиях… Какое место ты занял?
— Первое, — гаркнул он.
— Ах да… Гриша всегда занимал только первые места. Наверное, поэтому я его и нанял в качестве, так скажем, сопровождающего. С ним мне спокойнее, сплю как младенец, — усмехнулся Плешецкий. — Гриша, за сколько ты сломаешь этому приятному молодому человеку большеберцовую кость?
— За пять секунд, Артем Васильевич.
А я подумал, речь о деньгах.
— Пять секунд — это быстро, конечно, как считаешь? — спросил меня Плешецкий. — Хочешь проверить? Но я, если честно, и не сомневаюсь.
— Нет, — проскрипел я, глотая злобу.
— Славно! — Плешецкий хлопнул ладонями и широко улыбнулся. — Гриша, подожди меня в машине, я скоро спущусь.
Я проводил его взглядом и, когда за ним захлопнулась дверь, обратился к Плешецкому:
— Если она заметит, что я слежу за ней, что тогда?
Он пожал плечами, намекая, что это мои проблемы.
— Я вас понял, — сказал я и вышел из номера, не попрощавшись.
На улице я увидел Гришу в компании Терентьева. Второй стоял ко мне спиной и объяснял что-то этому бугаю на пальцах. Это стало для меня последней каплей. Не обращая внимание на ливень, я вышел из-под козырька и в бешенстве зашагал по лужам. В глазах горел огонь, я выдыхал пар, казавшийся мне дымом. Сев в машину, я ударил по газам. Дождь стучал по лобовому стеклу, дома проносились размытой полосой, мысли били по голове.
Плохие, тяжелые мысли.
Вечером мы с Максом встретились в спортзале. Как я и думал, он отреагировал на новости не совсем серьезно. Конечно, он испугался за сына, но остался все тем же Максом, который шутит даже если обсуждается смертельная болезнь.
— И что ты планируешь делать? — спросил Макс.
— Если честно, есть пара идей. Но это просто цирк.
— Рассказывай.
Я замедлил беговую дорожку, собираясь с мыслями. Немного остыв после встречи с Плешецким, я понял, что он не оставит меня в покое, а значит мне нужно что-то предпринимать. Я высказал единственно верный, как мне казалось, выход:
— Скрываться больше нельзя. Риск быть замеченным слишком большой. Одна встреча — случайность, две — совпадение, три — закономерность. Я решил остановиться на двух.
— В смысле?
— Ты посчитаешь меня сумасшедшим.
— Говори!
— Ей нужны рабочие в кафе…
Макс рассмеялся, прервав мою мысль.
— Ты ни разу в жизни молоток в руках не держал, что ты там выдумал!? — хохотал он.
— Да, именно это меня и смущает. Скажем так, этот момент самый ненадежный в моем плане. Я хочу нанять людей и заплатить им, чтобы они притворялись, будто я их начальник. Получается, они заработают и на ремонте, и на молчании. Кто откажется? Буду делать вид, что работаю, и следить за ней в открытую.
— Ты же сказал, что не веришь в ее измену. Если честно, я посмеялся тогда, но теперь это не кажется мне таким уж и бредом. Сколько времени прошло? Месяц?
— Меньше. Но да, это все равно большой срок. Я думаю, она не так уж и проста. Я что-то упустил.
— Подожди-подожди… Так ты считаешь, что она изменяет или нет? Определимся сначала с этим.
— Я-не-зна-ю.
— Тогда посмотрим на ситуацию с другой стороны — допустим она не изменяет, и ты в этом убежден. Просто предположим! — добавил он, заметив, что я решил возразить. — С какой тогда целью ты за ней следишь? Чтобы что?
Я пожал плечами.
— А я тебе скажу, что. Ты влюбился!
— Конечно, — закатил я глаза.
— Да, скажи еще, ты об этом не думал? Я познакомил тебя с такой телочкой, а ты на нее даже не посмотрел!
— Только не говори, что ты имеешь ввиду эту Беллу! Она идиотка. Ты вообще общался с ней? Хотя, о чем я спрашиваю, для тебя это даже плюс!
— Ну, согласен, возможно, она не совсем в твоем вкусе. Но скольких бы я ни знал в этом городе, с длинноногими блондинками дружбы не вожу! — сказал он, а я бросил на него гневный взгляд. — Извини! Хотя, Плешецкая не блондинка… Все равно что-то в ней есть, на что ты бы клюнул.
— Я не клевал на нее.
— Ну да, рассказывай.
В тот вечер я не был уже четко уверен в своих чувствах, но, конечно, продолжал отрицать все до последнего.
— Ну так что ты скажешь о моем плане?
— Полная хрень, брат. Но выхода нет, так что в целом, можно попытаться. А что ты теряешь?
— Тоже так подумал.
Снова прибавив темп дорожки, я разогнался, представляя, что бегу к невидимой цели. Цели, которая приведет меня в тупик.
XV. Тот самый человек, который играл на скрипке, когда тонул Титаник
Горячие струи душа обжигали кожу Макса, и его напряженные мышцы приятно расслаблялись. Он подставил лицо навстречу воде,
