Марины, нагнулся и аккуратно поставил их на прихожий коврик.
— Помой руки, — шикнула она на него и ушла на кухню.
После ванной, Макс зашел в детскую, освещенную слабым желтым светом ночника с картинкой кота, лежащего кверху пузом. Он его сразу узнал — этот ночник подарила ему бабушка, когда Макс был еще в начальной школе. Он боялся ночью ходить в туалет, а смотря на рыжего кота сразу успокаивался и меньше страшился темноты. Когда Марина покупала вещи для сына перед родами, они уже не были вместе, но Макс подарил ей этот ночник, улыбаясь от мысли, что его сын будет тоже смотреть на рыжего кота и ничего не бояться.
Мишка спал на животе, открыв младенческий ротик, и тихо посапывал. Макс не стал его трогать, а лишь насладился умиротворением, царившим в детской. Он простоял у колыбели сына еще какое-то время, которое чуть успокоило его переживания насчет Плешецкого, ведь Мишка — вот он, рядом, а угрозы — лишь слова.
Макс вышел из комнаты на цыпочках, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он бросил неуверенный взгляд на кухню, боясь, что Марина затеет ссору или выставит его как провинившегося, но она сидела за столом, покачивая ногой, и пила горячий чай. Заметив его щенячий взгляд, она снова громко вздохнула и шепотом спросила:
— Голодный?
Макс робко кивнул.
— Садись, разогрею котлеты с пюре.
На лице Макса растянулась огромная улыбка, точно до ушей. Он вдруг почувствовал домашний уют и тепло, как в родительском доме, где он уже давно не был, потому что слишком занят на работах.
Марина поставила перед ним заварочный чайник и кружку с кипятком, затем на столе появился недоеденный салат из холодильника, нарезанная булка черного хлеба, вазочка с конфетами и наконец тарелка с едой. Он наворачивал за обе щеки, и желудок его приятно тяжелел.
— Ты хоть жуй, — сказала Марина и чуть улыбнулась.
Макс заметил это и сам улыбнулся, но из его рта тут же повалилась пережеванная еда. Они тихо рассмеялись, и Макс продолжил свой ужин.
— Спасибо, — сказал он, прикончив основное блюдо, салат, два куска хлеба и три конфеты.
— Смотрю, тебя там совсем не кормят.
— Где?
— Там, где ты штаны испачкал.
Макс покраснел, что ему несвойственно.
— Думаешь, не отстирается? — спросил он.
— У меня есть хороший пятновыводитель. Только, если ты не ходишь так уже месяц.
— Нет, пятно сегодняшнее.
Слишком поздно он понял, что в этом случае лучше было бы промолчать. Марина сделала такое лицо, что Макса бросило в холодный пот. Ну не станет же он объяснять, что сегодня у них ничего не было. Он не обязан отчитываться, и, кроме того, не стал бы трепаться о случившемся даже с Лешей.
— Ладно, давай я застираю.
— И в чем я до дома доберусь, в трусах?
Марина поджала губы, обдумывая его вопрос.
— Постелю тебе на полу. Хочешь? Завтра уже будет труднее его вывести.
Пока Марина хозяйничала в ванной, Макс стоял около напольной лампы в одних трусах, прикрываясь ладонями. Он рассматривал фотографии на полке, которые видел уже не раз, но сегодня отчего-то он смотрел на них по-новому. Вот Марина на линейке в первом классе с двумя огромными бантами больше головы, или вот она с родителями на семейном застолье. Вот ее беременная фотосессия с большим пузом. На следующий день после того, как были сделаны эти фотографии, Мишка уже появился на свет. Вся ее жизнь была Максу хорошо известна, но он никогда не чувствовал себя к ней причастным. Скорее, он играл роль временного наблюдателя. И от этого осознания ему стало тоскливо. Он вспомнил вкус пирожков с ливером, которые делала Маринина бабушка, и запах смолы в сарае ее отца, где тот делал садовую мебель. Они приняли его в свою семью, а он предал их доверие. Сейчас Макс ни за что не решился бы посмотреть в глаза Марининому отцу. Он знал, что тот его ненавидит.
Закончив со штанами, Марина достала из шкафа старый ватный матрац, расстелила его возле окна и выдала Максу постельное белье. Сама села на уже расстеленный диван, потянув руку, чтобы выключить лампу, но заметила, что Макс еще не расположился.
— Давай быстрее, что ты там копаешься? — шепнула она. — Мне завтра рано вставать.
— Зачем?
— Мы поедем в поликлинику.
— А что случилось?
— Мишу надо проверить на глистов.
Сердце Макса остро кольнуло. Он вспомнил злополучное кошачье говно в детской песочнице, и свои молитвы, чтобы все обошлось. Конечно, Марина осталась в неведении, а теперь она точно обо всем узнает, и Максу несдобровать.
— А что, у него глисты?
— Не знаю, последнее время у него запоры, раньше такого не было. Еще он перестал набирать вес, и я начинаю переживать.
Она увидела обеспокоенный взгляд Макса и в этот момент особенно остро почувствовала, что он отец ее сына. Такой взгляд может быть только у родителя, узнавшего, что ребенок нездоров.
— Я вас отвезу. Почему ты раньше не сказала?
Марина пожала плечами и, убедившись, что Макс готов ко сну, выключила свет.
Они пролежали в давящей тишине около десяти минут и оба понимали, что заснуть будет тяжело. Последний раз они ночевали вместе, когда Миша еще не родился, то есть больше полутора лет назад. И теперь слышать дыхание друг друга им было странно.
— Ты спишь? — не выдержал напор собственных мыслей Макс.
— Нет, — быстро ответила Марина. Макс с облегчением отметил, что в ее голосе нет ни нотки сонливости.
— Можно я задам тебе один вопрос, только чур отвечать честно и без насмешек, ладно?
Марина помолчала, а атмосфера тем временем стала еще напряженней.
— Ладно, — вздохнула она.
— Как думаешь, есть еще… еще хотя бы микроскопический шанс, что мы сойдемся?
— С чего вдруг такие мысли? — опешила она. Марина-то ожидала, что он сейчас как обычно выпалит какую-то чепуху, кажущуюся ему смешной.
— Не знаю… — ответил Макс, но на самом деле он задумался об этом еще в спортзале. Почувствовав угрозу, он понял, что нет в мире людей, которые были бы ему важнее Мишки и Марины. И, возможно, чуть повзрослев, соприкоснувшись с ответственностью за чужую жизнь, Макс стал более приземленнее и… семейнее? Может быть, теперь он с большей отдачей бы работал над их отношениями, а не пускал бы все на самотек.
— Погоди, тебя что, выгнали? — спросила Марина, приподнимаясь на локтях и пытаясь в темноте разглядеть лицо Макса.
— Кто выгнал?
— Ну твоя эта любительница вина…
— Нет! И вообще, я просил без насмешек! — сказал Макс чуть громче, чем собирался.
— Ладно! Я не знаю.
