Хейзл повернулась к Лерою, лицо которого оставалось бесстрастным.
— Тебя это волнует?
— Да... нет... Конечно нет. Какое отношение это может иметь ко мне?
Лерой не улыбнулся, но глаза его заблестели.
— На этот вопрос можешь ответить только ты.
— Никакого, — поспешно сказала Хейзл. — Совершенно никакого.
Лерой наклонил голову, как бы принимая ответ, и, буркнув:
— Как скажешь, — вышел.
Хейзл привезла с собой мало вещей, но на их разборку ушла масса времени. Она вытаскивала какую-нибудь вещь и долго теребила в руках, не зная, куда ее положить. Частично проблему создавало то, что половина ящиков была занята материалами и инструментами, необходимыми художнику, причем такими, о которых Хейзл и мечтать не могла. Кончилось тем, что она просто побросала одежду в свободные ящики, схватила коробку с красками и мелками, кисти, бумагу и спустилась на первый этаж.
Со средних веков сохранились лишь холл и ротонда, наверху которой располагалась отведенная Хейзл комната, остальные части замка были перестроены. Хейзл оказалась в зале с высоким потолком и полом, выложенным плиткой кремового цвета. Здесь стояла изумительная мебель — буфеты из полированного дерева, инкрустированного перламутром, столы с мраморными столешницами, книжные шкафы, украшенные затейливой резьбой.
Хейзл не была специалистом по антиквариату, но знания, полученные в художественной школе, позволяли ей оценить эти сокровища. Только сейчас она в полной мере смогла осознать, насколько фантастически богат Лерой Уэскер.
Открытие почему-то разозлило ее, и, когда обладатель этого богатства показался в дверях зала, Хейзл напустилась на него подобно ангелу мщения.
— Все это стоит целое состояние!
— Прошу прощения? — растерялся Лерой.
— Все это должно быть в музее, — продолжала распаляться Хейзл, — а не пылиться здесь! Я могла испачкать стол краской или углем или... или еще чем-нибудь!
— Могла, — мрачно согласился Лерой. — Тебе этого хочется?
Хейзл топнула ногой.
— Это не смешно!
— Ты права. В последний раз ушло два месяца на то, чтобы сменить обивку на стульях. Мы сидели на полу. Я собирался приехать сюда на Рождество, а пришлось отправиться на Багамы.
Своим признанием Лерой только добавил масла в огонь.
— На Багамы! — Хейзл чуть не разревелась от расстройства. — Ты по-настоящему богат, да?
— Да, — ответил Лерой, с улыбкой глядя на нее.
Хейзл прижала к себе коробку с красками.
— И ты оплатил мой приезд сюда и все те материалы в моей комнате.
Она выглядела по-настоящему расстроенной. Лерой молча смотрел на нее с минуту, потом сказал:
— «Уэскер Корпорейшн» поддерживает разных художников.
— Но не твоих знакомых, — возразила Хейзл.
— Ты имеешь в виду тех, с которыми я хочу лечь в постель? — невозмутимо спросил Лерой.
— О...
— Мы оба взрослые люди. Давай не будем притворяться.
Хейзл отвела глаза и горько прошептала:
— Я чувствую себя паразитом.
Ее самобичевание развеселило Лероя, но он поспешил заверить огорченную гостью:
— Я так не считаю.
— А я считаю. Я...
— Паразиты всегда довольны собой, — со знанием дела объяснил он. — И если существо, на котором они паразитируют, без ума от них, тем лучше.
Коробка с красками выпала из рук Хейзл. Она в растерянности посмотрела на Лероя. Тот поднял коробку и небрежно бросил ее на мраморную столешницу бесценного стола.
— Садись, — приказал он.
Хейзл машинально опустилась в кресло на гнутых ножках. Лерой прислонился к шкафу, засунув большие пальцы рук за пояс шорт. Судя по виду, Лерой чувствовал себя точно так же, как Хейзл, с той лишь разницей, что он являлся владельцем всего этого великолепия. У нее голова шла кругом.
— Некоторые рождаются богатыми, — сухо сказал Лерой, — некоторые добиваются богатства. А есть те, на кого богатство сваливается, я принадлежу к числу последних.
— Как это?
— Все произошло случайно. Я никогда не гонялся за деньгами, просто я первым додумался до одной вещи и — бах! — сразу попал в дамки. Самый богатый парень в лаборатории.
— Ничего не понимаю...
Лерой устало провел рукой по лицу.
— Я химик. Беру часть одного, часть другого, смешиваю их в пробирке и жду, когда все это взорвется. А однажды, когда я черт знает в какой раз проводил эксперимент, пробирка не разлетелась. Таким образом, я сделал изобретение, достойное Нобелевской премии, — так, во всяком случае, говорили. Мне выдали патент на открытие.
Хейзл посмотрела на зал, залитый солнцем, на зеркала в тяжелых бронзовых рамах, на антикварную мебель, и недоверчиво уточнила:
— Все это за счет какой-то пробирки?
—Я сделал научное открытие, — терпеливо объяснил Лерой. — Мое изобретение используется с одинаковым успехом и теми, кто производит бытовые приборы, и теми, кто занимается космическими технологиями. А я с успехом воспользовался им, чтобы повысить свой уровень жизни.
— Такое впечатление, что ты не очень рад этому, — заметила Хейзл.
— Возможно, если бы я стремился к этому с самого начала...
— Многие были бы благодарны своей счастливой звезде.
— Ты так думаешь? Я, например, сомневаюсь. Все меняется — не только плохое. Ладно, как только у меня появилась «Уэскер Корпорейшн», я стал смело открывать конверты со счетами из банка. Мне уже не надо было думать, куда пригласить девушку — в кино или в кафе.
— А ты действительно думал над этим когда нибудь? — спросила Хейзл, увлеченная его рассказом.
— Конечно. Марша, моя бывшая жена, даже не посмотрела бы в мою сторону, когда я только начинал работать в лаборатории. Она сказала мне, что не тратит свое время на обтрепанных студентов.
За его сдержанным тоном Хейзл уловила старую боль и почувствовала сострадание к Лерою.
— Мой отец был учителем и получал за свою работу гроши, — продолжал Лерой. — Мать всю жизнь заседает в каких-то комитетах — бесплатно, естественно. Я оплачивал свою учебу в университете, таская кирпичи на стройках.
Хейзл старалась не смотреть на твердые мускулы на его обнаженных плечах, но ее глаза сами обращались в ту сторону. Лерой заметил направление ее взгляда, и на его строгом лице появилась улыбка.
— Нет, больше я этим не занимаюсь. Сейчас я должен тренироваться, чтобы быть в форме. Тогда тренировка была естественной — я таскал тяжести, чтобы не умереть с голоду.
— Это можно назвать улучшением уровня жизни, — заметила Хейзл.
— Не стану спорить.
Хейзл уловила сомнение в его тоне.
— Но?..
Лерой пожал плечами.
— Я уже сказал, меняется все, а не только плохое к хорошему. Все становится с ног на голову, включая людей... Особенно это касается женщин.
