я удивленно взглянул в ее глаза. Она не лгала.
– Ты перепила?
– Я не пила, – рыкнула Мия, но тут же сменила тон и продолжила говорить. – Теперь-то точно пить не буду.
На ее губах появилась подозрительная улыбка, от которой мне подурнело. Что она имела в виду?
– Просто давай мириться и не ругаться больше? Ладно, Ян?
Как же редко она называла меня по имени.
– Я подумаю.
Мия хмыкнула.
– Иного ответа я от тебя и не ждала. Думай, только не затягивай. Продолжим разговор после моего свадебного путешествия.
Развернувшись на каблучках, шаркнула по мраморному полу и, взмахнув рукой, умчалась обратно в общий зал, отставляя меня наблюдать, как мир продолжает рушиться. И я оставался там, цеплялся за перила, часто дышал и не знал, к чему приведет нас разговор после. Время для меня замедлилось, чтобы однажды окончательно застыть».
Удивительно, но я долгие годы считал, что время для меня остановилось вместе с гибелью Мии. Как же я заблуждался.
Время шло. Медленно-медленно. Я существовал, потому что сам так решил. Изменил своим планам и мечтам, встал у руля огромной компании, которая никаким образом мне не принадлежала. Я просто делал то, что не смог бы бросить. Ведь об этом меня просила Мия. Позаботиться о ней, о ее семье. Не бросать ее дочь.
И чем я занимаюсь сейчас?
Смотрю на то, как Эрика комкает халат, долго думает, прежде чем ответить на мои идиотские вопросы. А ведь несколькими минутами ранее, прежде, чем войти сюда практически посреди ночи, я знал, что буду спрашивать и как именно. Я хотел быть прежним опекуном, который совершенно не появляется на глазах у подопечной. Забота на расстоянии ранила меньше всего. Но держаться как можно дальше я больше не мог.
Мое время набирало бег. Немыслимый, сумасшедший бег, от которого я задыхался. Прошло почти три месяца с нашей последней встречи. Я не провожал Эрику, когда она покинула мой дом, не приезжал сюда, хотя каждый день был в курсе того, как живет моя подопечная. О каждом ее шаге докладывали с особым рвением. И каждый раз я хотел услышать, как Эрика оступается, совершает ошибки, но она словно играла по собственным правилам. Безупречная, тихая, смирная. Полностью поглощенная учебой. Даже новых друзей себе не нашла, а про старых вообще не вспоминала. Эрика была слишком безукоризненной, чтобы поверить. И ведь я верил, пока не решил, что должен лично убедиться в ее безгрешности.
Перед глазами до сих пор стояли строчки из чата, которого больше нет.
Я злюсь, потому что помню сочные подробности того, как «Эрика проводила время на вечеринке». Я не хочу верить в небылицы и не буду, но злость – то единственное, что может меня остановить от следующего шага. Я пытался забыться в объятиях любовниц, но ни одна из них не смогла вытравить из головы мысли о подопечной.
Бесполезно. Я проигрываю, когда вижу, как Эрика, укутанная в просторный белоснежный халат, комкает пояс, мнется на месте и почти не смотрит на меня.
Потом я теряю связь с реальностью и ведомый какой-то потусторонней силой иду к ней. Касаюсь ее, вдыхаю сладкий аромат шампуня или мыла, распутываю странный узел из полотенца, который прячет шелковые влажные волосы, и тону в чувствах.
Я поражен собственной слабостью. Эрика победила.
– Только скажи и я уйду.
Хочу дать нам шанс. Себе, чтобы остановиться. Ей, чтобы прогнать меня.
Эрика молчит. Вторая победа над моими плавящимися от желания мозгами, и я срываюсь. Трогаю ее шею, оттягивая ворот халата. Касаюсь щекой мокрых прядей. Целую.
Эрика выгибается в моих руках. Не сопротивляется. Я не чувствую ни капли сопротивления в ее движениях. Лишь ответ. Мощный, крышесносный, безумный.
Она хочет меня. Хочет так же сильно, как и я ее. И в своем желании она так невинна и так прекрасна, что сопротивляться бесполезно.
Я разворачиваю Эрику к себе, смотрю в ее глаза, затянутые поволокой, и понимаю, что переубеждать себя бесполезно. Голос совести пытается нашептывать, напоминать, что Эрика еще очень молода, она едва преодолела тот возраст, когда еще считалась ребенком, она моя подопечная, о которой я должен заботиться. Но совесть на то и совесть, чтобы ее не слушать, когда на тебя так смотрят.
К черта правила. К черту сомнения.
– У тебя последний шанс прогнать меня, – шепчу, наклоняясь к ее губам. Слова, кажется, врезаются в ее губы. – После я уже не уйду.
– Не уходи…
Сладко. Горячо. Убийственно.
Я целую Эрику. Комкаю ее губы, будто желаю порвать. Потому что остановить себя уже не смогу. Уже никто не сможет. Она отвечает: робко и нежно. Пытаюсь притормозить, пытаюсь донести до собственных расплавившихся мозгов, что она еще не готова, чтобы столкнуться с дичайшим желанием, обуревавшим меня, но не могу. Я слишком долго ждал.
Ждал не Мию. Мия для меня потеряна. Я ждал ее. Мою особенную подопечную, словно созданную небесами для меня. И ни одна женщина не сравнится с Эрикой.
– Не уходи… – вырывается из меня вместе с выдохом.
Это единственное, что я могу произнести до того момента, пока не лишусь возможности дышать. Он целует меня. Вновь. Но в этот раз поцелуй иной.
Сколько раз я тайно ночами прокручивала в голове тот первый поцелуй? Сколько раз я выдумывала себе историю, как могло бы закончиться, если бы я тогда не оттолкнула его? Наверное, сотни раз. Но сейчас я не могу вспомнить, о чем думала томительными одинокими ночами, ловя себя на мысли, что слишком глубоко погружалась в выдуманные истории.
Он целует меня, как мужчина целует женщину. Женщину, которую хочет. И это сводит с ума!
Я отвечаю взаимностью. Приоткрываю рот, проталкиванию собственный язык в его раскрытые губы и это кажется таким безумным движением, что не сразу понимаю, как наши языки сплетаются в смертоносной пляске.
Прижимаюсь к нему. Хочу ощутить тот жар, который отогревал мои промерзшие насквозь косточки. Жмусь, трусь, цепляюсь ладонями за плотную ткань костюма. Хочу снять эту одежду, избавиться от своего дурацкого халата. Хочу слиться, срастись кожей, стать частью. Просто нуждаюсь в нем.
Мой опекун для меня больше не опекун. Я не хочу воспринимать его как того, на кого мама и папа возлагали большие надежды. Не хочу даже думать, что сказала бы мама, узнай об этом. Наверное, пожурила бы меня или ругалась бы так, что стекла тряслись. Я не знаю. Я слишком плохо помню ее и могу лишь предполагать. Но не сейчас.
Сейчас я чувствую, как
