кивает на телефон.
Несколько минут назад я считал её умной и уравновешенной женщиной, но сейчас хочу забрать свои слова назад. И почему обязательно всё усложнять?
— Ольга, у меня скоро ребенок родится, поэтому приезжать буду реже.
— Ты рвёшь со мной?
— Я говорю, что приезжать теперь буду реже. Телефон мне обрывать не нужно. Если не устраивает что-то — сейчас говори.
Она шмыгает носом и опускает глаза.
— Меня все устраивает.
Аня
— Что-то голова немного кружится, — я опускаюсь на стул под пристальный взгляд Богдана и, приложив пальцы ко лбу, тихо прошу: — Ты мне воды не подашь?
На его лице мелькает насмешливая ухмылка, после чего он откупоривает бутылку с минералкой и протягивает ее мне.
— Беспокоюсь я, дюймовочка, — замечает он, глядя, как я пью воду маленькими глотками. — В последнее время у тебя часто живот тянет и голова кружится. Собирай-ка ты сумку. Ни на какую учебу сегодня не поедешь. Отвезу тебя в клинику. Полежишь там пару недель под наблюдением врачей. Так мне спокойнее будет.
От неожиданности я давлюсь и начинаю кашлять так сильно, что из глаз текут слезы.
— Не надо клинику… Мне уже лучше.
— Да ну? Вот только что ведь голова кружилась.
Я смотрю в смеющиеся зеленые глаза и понимаю, что Богдан обо всем догадался. После того, как в тот злополучный день он вышел из моей спальни, я себе места не находила. То и дело представляла его в обнимку с другой женщиной и начинала понемногу сходить с ума. Тогда-то я не выдержала и позвонила ему. Соврала, что тянет живот, и Богдан на удивление моментально примчался. От него пахло другой женщиной, и мне выть хотелось отчаяния. Но что я могла ему предъявить? Понимаю, что он живой мужчина. Но уловку с недомоганием я запомнила и стала ей пользоваться. То прикинусь, что голова закружится, то за живот схвачусь. Богдан стал чаще бывать дома, разговаривал со мной, шутил. Приставать больше не пытался, и это почему-то меня расстраивало, хотя я должна была испытывать облегчением. Может быть, не зря говорят, что во время беременности женщина глупеет?
Мое тело отзывалось всякий раз, как он меня касался. Горело, дрожало, в голову лезли запретные мысли. Но решится на большее было страшно. Я ведь совершенно не помню своего первого раза, и близость с мужчиной для меня до сих пор остается чем-то неизведанным и далеким. У Богдана наверняка было много женщин, и мне совсем нечем его удивить. Еще страшно, что будет больно.
— Может быть, я немного преувеличила, — бормочу я, поднимаясь со стула. — Не нужна мне никакая клиника. Поеду на учебу.
— Я прекрасно знаю для чего ты это делаешь, Анюта. Как с малолеткой играть со мной не нужно, — Богдан все еще улыбается, но от это холодного тона мороз дерет по коже. — Еще одна липовая жалоба на здоровье — положу тебя до родов в больницу. Ты под присмотром будешь и мне одним головняком меньше станет.
— Я для тебя головняк? — обиженно смотрю на него.
— Конечно, ты для меня головняк, Анюта. Не была бы ты беременной — у нас с тобой совсем другой разговор был. Сама смотришь так, будто проглотить хочешь, а как до дела доходит — коленки жмешь.
Я густо краснею.
— Я не играю… И никак на тебя не смотрю. То, что ты привез меня в свой дом не обязывает меня спать с тобой.
— Верно, дюймовочка. И можешь быть спокойна — стены твоей девственной опочивальни штурмовать я не буду. Но и ты, милая, усвой одну вещь: то что ты живешь под моей крышей, не делает меня евнухом и не обязывает хранить тебе верность. Так что прекращай спекулировать своим здоровьем в попытке сделать из меня пса на побегушках. Еще раз такое выкинешь — спрошу с тебя всю культурную программу, начиная со стриптиза.
Сейчас он кажется таким чужим. Совсем не похожим на того улыбчивого Богдана, который лично привез мне витамины для беременных, и который смешно шутил, сидя рядом с моей кроватью.
— Можешь не переживать, — я тоже пытаюсь говорить холодно. — Больше я тебя не побеспокою.
— А чего мне переживать, дюймовочка? — ухмыляется Богдан. — В обоих случаях я в плюсе.
Развернувшись, он идет к двери. Я провожаю глазами его спину и едва не плачу от обиды и разочарования. Мне казалось, что мы сблизились, а Богдан так со мной разговаривает… Пытается выставить меня собакой на сене. Но что мне делать, если наша близость меня страшит, а мысли о том, что он проводит ночи с другими женщинами — невыносимы? Если бы он не привел меня в свой дом, то я бы не испытывала таких противоречивых чувств.
С каждым днем мне все сильнее сконцентрироваться на учебе. Может быть, дело в гормонах, а может быть, в том, что моя голова все чаще занята мыслями о Богдане.
— Я знаю, что делать, — говорит Карина, когда мы выходим с последней лекции. — Попробуй устроить ему романтический ужин. Пить тебе нельзя, поэтому музыку включи расслабляющую. Ничего страшного в интиме нет, а тем более с опытным мужчиной. Он же тебе нравится?
То, что отец моего ребенка нравится мне даже сильнее, чем хотелось, озвучивать почему-то стыдно, потому я молчу.
— Я бы на твоем месте не терялась, — продолжает Карина. — Он красивый, высокий… А руки какие. В общем, если ты сама не захочешь, могу предложить свои услуги.
От возмущения и удивления мой рот округляется. И Карина туда же? Тоже положила глаз на Богдана?
— Видела бы ты свое лицо, — хихикает подруга. — Успокойся. Я шучу.
Я обдумываю ее слова. Может быть и правда попробовать эту штуку с ужином? Не ради Богдана, а ради себя. Все ведь этим занимаются, и врач мне разрешила. Может быть, если все случится, тогда и развратных снов с его участием станет меньше?
Можно приготовить что-нибудь вкусное, надеть тот новый комплект белья. Живота у меня еще нет, зато грудь выросла. Хотя бы раз в жизни попробовать себя в роли соблазнительницы.
У меня даже настроение улучшается от этого. Попрошу Казима заехать в супермаркет по дороге, чтобы купить продукты для ужина.
— Анна Воеводина? — вдруг окликает меня резкий женский голос.
Ко мне приближается женщина. На вид ей около тридцати, и она очень красивая. Раскосые глаза, густая копна волос, длинные
