Сисси включила дворники. Лист улетел в ночь, подхваченный порывом воздуха. Она припарковала машину перед домом. Брайан подъехал сразу же за ней.
— Славно потанцевали, правда? — нежно прошептал он, подхватив Сисси за талию. — Прекрасная музыка! И так приятно прикасаться к тебе...
— Ты зайдешь? — спросила она.
— Не сегодня, дорогая. Мне рано вставать утром, придется поработать над важным отчетом, потом поеду сразу в офис.
— Да?.. — она почувствовала разочарование. Ей танцы не принесли тех ожидаемых ощущений: мучила мысль, что он танцевал с Эбби Тайс... Почему он не рассказал ей об этом? Может, он даже не помнит Эбби?
— Извини, Сай! Ты же знаешь, какое у меня сейчас напряженное время в конторе, я даже стал плохо спать. Мы встретимся завтра вечером. Ты не забыла, что я купил билеты в «Медоубрук»?
— Да, конечно... Поцелуй меня на прощанье еще раз, — голос ее походил на голос ребенка, которого гонят спать.
Брайан крепко обнял ее и подарил долгий поцелуй, играя языком с ее губами. От удовольствия у Сисси побежали мурашки по телу. Но на полное сексуальное удовлетворение сегодня нечего было рассчитывать. Да она, наверное, и не смогла бы полностью расслабиться, вспоминая слова Энн.
— Мне действительно пора ехать, любовь моя, — он отстранился от нее и пошел к машине.
Сисси догнала его.
— Брай... тебе действительно понравился сегодняшний вечер? — что-то подталкивало ее изнутри задать этот вопрос.
Он удивился:
— Конечно! Мне всегда хорошо с тобой.
— Ты ждешь декабрь? — она имела в виду предстоящую свадьбу.
— Ты же сама знаешь, что жду! Я люблю тебя, милая. И беспокоюсь о тебе. Тебе не о чем тревожиться!
Это были именно те слова, которые ей так хотелось от него сейчас услышать. Черт побери Энн с ее подозрениями! Не нужны ей эти разъедающие душу вопросы! «А как быть с твоими собственными сомнениями?» — спрашивал ее внутренний голос.
Сисси еще раз поцеловала Брайана и поспешила к дому.
Она отперла дверь. Оглушительные звуки рок-музыки грохотали из комнаты сына.
Из кухни шел резкий запах пережаренного попкорна. Прямо посреди коридора на полу валялся школьный пиджак Арона. Личные проблемы Сисси сразу отошли на второй план, уступив место заботам матери-одиночки.
— Арон! — громко позвала она сына, стараясь перекричать рев аппаратуры. — Ар! Тебе не кажется, что пиджаку не место на полу?
Она прошла мимо, подавив в себе желание самой поднять его. В кухне везде валялись остатки кукурузных палочек. Сын и здесь похозяйничал.
— Арон! — снова позвала Сисси.
По привычке она стала убирать в кухне и мысленно опять вернулась к разговору с Энн. Они всегда обсуждали самые интимные моменты в их отношениях с мужчинами, могли поплакаться в жилетку друг другу или вместе посмеяться.
Без сомнения, эта доверительность в отношениях подруг уйдет после свадьбы Сисси. Энн должна понять, что есть темы, закрытые для обсуждения. Но сейчас...
Сисси набрала номер подруги и услышала запись на автоответчике:
«Привет! Это Энн, я сейчас не могу подойти к телефону, но ваш звонок для меня очень важен. После звукового сигнала оставьте ваше сообщение...»
Сисси нажала на рычаг, не дожидаясь сигнала. Энн, должно быть, заехала к Лэрри на поздний коктейль. Или она включила автоответчик, чтобы спокойно заниматься любовью со своим Лэрри? Сисси была уверена, что подруга именно так и сделала. Утром они созвонятся и еще похихикают по этому поводу.
Она помассировала виски, почувствовав резкий приступ головной боли. Какое-то жуткое предчувствие засело и росло в ее груди. Что-то должно случиться, что-то ужасное...
«Прекрати немедленно себя накручивать!» — скомандовала себе Сисси. Это просто размолвка с Энн окрасила в мрачные тона все, о чем она думала. Был бы сейчас рядом Брайан, она бы чувствовала себя иначе, более защищенной.
Почему бы Энн действительно не ревновать ее к Брайану? И если ее собственные сомнения — всего лишь предсвадебные переживания, нужно с ними покончить.
Она решила пойти в комнату сына и еще раз попробовать с ним поговорить.
«Боже, убереги Арона от беды! Я не могу это больше переносить. Я готова мириться со всем, только не с этим», — ее мысли были похожи на молитву.
Было уже полвторого, когда Энн Тревеньян поставила машину на стоянке возле своего дома. Вслед за ней медленно въехала на улицу машина с потушенными фарами и повернула за угол на первом же повороте.
Энн решила, что это кто-то из соседей так же поздно вернулся домой. Она не стала ставить машину в гараж, так как рано утром собиралась заехать к своей матери, о чем уже договорилась с шефом.
Энн думала о предстоящем визите. Ее мать, все еще привлекательная женщина, в свои шестьдесят два договорилась с дочерью устроить совместный шопинг[2] в Трамп-Тауэр на Манхэттэне и посмотреть две нашумевшие пьесы на Бродвее, как бы Лэрри не насмехался над ней.
Она вспомнила об этом, и на лице ее появилась недовольная гримаса. Лэрри был одного с ней возраста, но иногда рассуждал как старик. И еще, по мнению Энн, он был страшный зануда.
Она захлопнула дверцу машины, проверила вторую дверцу и пошла в дом. Ее обитель была с любовью обставлена. Энн тщательно обдумывала все детали декора комнат, тратила многие часы в поисках картин и репродукций, которые подходили бы к ее интерьеру. Ее самым любимым художником был Нелл Ревел Смит.
Энн по привычке сразу включила автоответчик. Кто-то звонил два раза, ничего не говорил и вешал трубку.
«Дерьмо! Почему некоторые люди боятся, что их голос останется на пленке? Сказали бы просто: «Привет, это я...» — вместо того, чтобы тяжело дышать в трубку!»»
Она включила перемотку пленки и осмотрела себя в зеркале. От танцев она так взмокла, что поплыла вся комната. К тому же, огорчилась Энн, осталось от чего-то пятно на блузке.
«Черт, сплошные мелкие пакости!»
Самым огорчительным событием сегодня была ссора с Сисси. А это была настоящая ссора. Черт возьми! Неужели она не понимает, что делает? Энн даже боялась думать, что может случиться. Это, скорее всего, будет очень неудачное замужество и потом опять тяжелый развод. Те, кто долго жил в одиночестве, нередко влипают в повторный брак, который длится два, три месяца, в лучшем случае — полтора года.
Многие совершают ошибки, необдуманно стараясь заполнить пустоту рядом с собой.
Энн печально покачала головой и стала раздеваться. Она повесила короткую черную юбку на спинку стула, сняла блузку и, оставшись только в трусиках и лифчике, прошла мимо кухни в небольшое помещение, где стиралось белье. Женщина, приходящая на неделе убираться в доме, заболела два месяца назад, и Энн никак не могла найти ей замену. В результате скопилась куча невыстиранных тряпок, а дом требовал генеральной уборки. И вообще нужно было переделать кучу дел.
