Полидоро в гневе бывал непредсказуем, и не стоило забывать о том, что он был надежным клиентом, да еще круглый год делал им кое-какие подарки, а уж к Рождеству заваливал стол жареными индейками, поджаренной маниоковой мукой, фруктами и сладостями.
– Все равно от этих подношений мы не разбогатели, и ни одну из нас он не взял целиком на содержание, поселив в отдельном домике. Так чем же он доказал свою любовь? – возразила Диана: она все мечтала о мужчине, который вручил бы ей ключи от дома со всей обстановкой, и от страха перед будущим имела обыкновение нервно моргать глазами.
– Если бы он взял в любовницы одну из нас, он предал бы Каэтану, – сказала ценившая верность Себастьяна.
– Кто исчезает на двадцать с лишним лет, не может рассчитывать на любовника, он волен выбрать другую, – стояла на своем Диана, которой не давала покоя мечта о домике, где она могла бы найти уют, не тревожась о счетах в конце месяца и о расширении вен.
Джоконда чистила картофель и глядела в таз, брызги от падающих в воду картофелин попадали в сердито глядевшие глаза. Себастьяна попробовала утешить ее.
– Диана сама не знает, что говорит. Нам всем грозит печальная отставка: ну кто станет заботиться о нас в будущем?
Диана не сдавалась, упорно воевала против Джоконды.
– Да вы посмотрите, что у нас за жизнь. Где это видано, чтобы почтенная хозяйка заведения сама варила картошку? Для чего было улыбаться этому самому Полидоро?
Такое карканье над ухом разозлило Джоконду, и она бросила нож в таз.
– Я делаю кое-какую работу от тоски, чтобы утишить боль в груди, о которой ты и понятия не имеешь.
Пальмира попросила их успокоиться: сегодня они должны сосредоточиться, как того требуют чувства, давно теснящиеся в груди у каждой.
– Должны же мы отпраздновать приезд Каэтаны! Эти добрые слова тронули Джоконду, да еще Пальмира принесла ей чашечку кофе. Она его пила, по-прежнему уверенная в том, что Полидоро не простит ей появления проституток на вокзале, к тому же они забрызгают грязью бархатный плащ Каэтаны, наверняка уже вытершийся и выцветший.
Диана была непреклонна. В знак того, что не отказывается от своего мнения, она не потрудилась подать Джоконде даже стакан воды, чтобы смочить горло, пересохшее от бесконечных бесплодных споров.
Несмотря на разногласия, все они мазали волосы касторовым маслом; промывая их, пользовались средствами, от которых волосы развевались бы по ветру; мазали ногти лиловым лаком – этот цвет напоминал Себастьяне драпировки в церкви в пятницу на Святой неделе. Диана меж тем поднялась на третий этаж посмотреться в овальное зеркало, которое безжалостно отразило все поры ее усталого лица.
– Как мы постарели за эти годы! Надеюсь только, что Каэтана видит не так уж хорошо, – проворчала Диана, с тоской думая о домике, который исчезал за горизонтом: после свиданья с зеркалом она всегда расстраивалась. Чтобы убить время, меняла прическу, накладывала макияж, подводила глаза, точно звезда немого кино, силилась восстановить красоту былых времен, когда она под вечер бегала к Каэтане перед началом представления.
Ее усилия растрогали Себастьяну: ведь она тоже была жертвой годов, которые не остановишь. Себастьяна достала батистовый платок, подарок Виржилио, и высморкалась.
– Ты помнишь, как Каэтана давала мне конфетки, когда я пугалась бродивших по арене домовых и принцев?
Джоконда обняла Себастьяну, чтобы та вовсе не расчувствовалась, но Себастьяна гордо освободилась, сочтя подобные объятия унизительными.
– Не знаю, принимала ли Каэтана всерьез мои слезы и огорчали ли они ее. Знаю только, что она их аккуратно слизывала, я даже боялась, как бы она языком не натерла мне кожу, и не позволяла Полидоро сразу же вести ее в гостиницу.
Выслушав это признание, Пальмира зажгла сигарету длинной спичкой из тех, что должны будут украшать камин, который Джоконда обещала построить в гостиной. Зимой они будут греть суставы у огня, перед тем как пойти с клиентом в свою комнату.
Джоконда в конце концов смирилась; женщины показали ей зубы и одержали победу.
– Полидоро заслуживает того, чтобы его гладили против шерсти, – сказала Диана, продолжая красить ногти. – Он самый настоящий диктатор.
– А разве не диктаторы все мужчины? – рассудительно поддержала ее Пальмира.
Себастьяна быстренько пробежала историю Бразилии. Благодаря Виржилио, с которым часто делила ложе, она довольно свободно могла вспомнить тот или иной эпизод.
– Так было с самого открытия Бразилии, начиная с трех императоров, которые жили в Петрополисе.
Домашний мятеж набирал силу. Однако Джоконда следила за его проявлениями с доброй улыбкой: эти женщины составляли ее семью. Особенно ее трогала Себастьяна.
– На этот раз ты ошиблась, Себастьяна. У нас было два императора. Причем, знаешь, Педро I был настоящий жеребец. Ни один мужчина в Триндаде ему в подметки не годится. Но зачем ему было шастать по чужим крышам, как ошпаренному коту, если сегодня никто о нем не вспоминает?
В этот день Джоконда, готовя обед, не поскупилась на специи. Наспех приготовленная мясная поджарка, щедро приправленная чесноком, перцем и лавровым листом, не понравилась женщинам.
– Сегодня никто не пойдет со мной в постель, раз от меня воняет чесноком, – заявила Диана.
Три Грации еще до рассвета принялись готовить торт. Вытащив бисквит из духовки, осторожно построили трехступенчатую круглую башню, затем обмазали ее взбитым с сахаром и лимонным соком белком. Так как торт создавал праздничную атмосферу, они все время распевали церковные гимны, главным образом о Пресвятой Деве в майский день, что напоминало и о невестах.
– Если бы не Себастьяна с ее памятью на даты, мы бы и не вспомнили, что сегодня у Каэтаны день рождения. Она родилась под знаком Близнецов, но по характеру – под знаком Льва. Африканская безгривая львица, – сказала Пальмира, аккуратно снимая лопаточкой излишек глазури с торта.
– И день приезда она выбрала не случайно. Чтобы нас испытать – забыли мы ее или нет. – Себастьяна гордилась своей памятью, которая хоть и заставляла ее иногда страдать, но и поддерживала, позволяя углубиться в прошлое, а прошлое во всех отношениях было лучше настоящего.
Усевшись за стол, они без аппетита поели. Себастьяна не спускала глаз с торта, боясь, как бы тот не развалился.
– Кто бы подсказал Полидоро, что у нее день рождения, чтобы он преподнес ей жемчужное ожерелье в четыре нитки соответственно четырем временам года? – мечтательно и со вздохом сказала Пальмира.
Диана набросилась на нее.
– Ты, видно, забыла, что в Триндаде весна ничем не отличается от лета? И январский бриз точно такой же, как июльский, возвещающий начало зимы?
