Я несколько раз взволнованно моргаю ресницами.
— Невероятно красивая. А как она работает?
Рыков поворачивает маленький рычаг, похожий на ручку миниатюрной лебёдки и происходит чудо. Раздаётся хрустальный звоночек, будто кто-то звякнул в маленький колокольчик, а потом начинает звучать мелодия из «Лебединого озера», исполняемая на таких же крохотных волшебных колокольчиках.
Маленькая балерина чуть вздрагивает и начинает медленно кружиться в такт мелодии. Я долго смотрю на неё не произнося ни слова. Это зрелище меня очаровывает и пленяет, а на сердце будто кто-то скребётся.
— Нравится? — спрашивает Рыков.
Я поднимаю голову и молча киваю. Глаза уже на мокром месте.
— Ты хочешь подарить мне шкатулку своей бабушки? Тебе не жалко расставаться с ней?
— Уже подарил, — отвечает он, внимательно разглядывая моё лицо. — С днём рождения.
Я бросаюсь ему на шею, а он нежно меня обнимает.
— Даш, — шепчет он мне через несколько секунд, — ничего не горит?
Что? Я подпрыгиваю, как дикая кошка. Оладушки! Ну конечно! Сгорели!
— Ничего, не переживай, не всем же дано быть хорошими хозяйками.
— Что?!!!
Он смеётся:
— Извини, я пошутил. Не расстраивайся. Давай попьём кофе, а на работу я привезу круассаны, у нас в отеле они лучше, чем во Франции.
— Спасибо за подарок, — говорю я и начинаю готовить кофе.
— Я рад, что тебе понравилось, правда.
Когда мы садимся за стол, он берёт оранжевый пакет.
— Ещё подарок?
— Не совсем. Это возмещение ущерба.
— Какого это?
— Ты платок свой испортила, ну тогда, в лифте… Помнишь, руку мне перевязала? Вот, решил тебе новый купить.
— Платки нельзя дарить, вроде примета плохая.
— А это и не подарок, а возмещение ущерба.
— Ну ладно. Нет, вообще-то для надёжности я его у тебя куплю за сто рублей. Идёт?
— Ну ладно. Посмотри сначала, вдруг не понравится…
Он достаёт из пакета квадратную плоскую коробку, такую же оранжевую, и протягивает мне.
«Эрмес», ну ничего себе!
— Неравная замена, — усмехаюсь я.
— Пустяки, главное, чтобы понравилось.
Мне нравится. Ну ещё бы…
.
.
.
Дверь в приёмную распахивается и на пороге появляется Рыков. Энергичный и в хорошем настроении. Непривычно видеть его таким в этом месте. Посетители встают. Он кивает и направляется в кабинет.
— Розанова, — бросает он мне, — сделай мне два кофе и зайди.
Я быстро выполняю поручение. Два кофе? Это что-то новенькое. Ставлю на поднос две чашки и, сопровождаемая «понимающими» взглядами, иду в кабинет. Немного волнуюсь. Надеюсь, он не потребует секса прямо сейчас. Это было бы кошмар, как пошло. Но нет. Он ограничивается взглядом. Смотрит так, будто мы всё ещё на диване в гостиной.
— Садись, Даша-Дашенька-Дашуля. Ну как ты?
— Хорошо, Роман Григорьевич, очень хорошо.
— Лапки не болят?
— Лапки? — я удивлённо поднимаю брови. — Терпимо, вы уж простите, я в кроссовках сегодня.
— Прощаю. Как бабушка? Звонила в больницу?
— Спасибо. Пока без изменений.
— Я просил узнать, можно ли её перевезти в Москву, но говорят, пока это опасно.
— Да ну что вы, спасибо большое. Думаете наши врачи не справятся?
— Не знаю, Москва есть Москва. Ладно. Смотри, что у меня есть.
Он достаёт из пакета и кладёт на поднос четыре круассана. Они выглядят очень аппетитно и наполняют воздух ароматом свежей выпечки.
— Налетай. Заодно и поговорим.
Я беру один и с удовольствием, вонзаю в него зубы.
— Лозман, — говорит Рыков и я вздрагиваю, — в компании больше не работает. Его шакальё вчерашнее мы раскидываем по разным местам. Вместе они работать не будут. Все пойдут на низкооплачиваемые должности. Я уже дал распоряжения Подгорному, он этим занимается.
Я киваю. Если честно, плевать мне на них. Главное, никого из этой братии больше не видеть.
— Теперь с тобой.
— А что со мной? — удивляюсь я.
— Смотри. Я здесь торчать всё время не могу. Могу приезжать время от времени. Продажа затягивается, быстро мы на сделку не выйдем. Это уже совершенно ясно. Мне нужен здесь свой человек. И этим человеком будешь ты. Назначу тебя директором завода со всеми вытекающими.
— Я? Так у меня же опыта нет.
— Есть у тебя. Есть у тебя опыт. И красный диплом тоже есть. Неважно, я тебя в деле видел, а решение только мне принимать. Вот я и принимаю. Ну, что думаешь об этом?
Что я думаю? Серьёзно? И что, по-твоему, я должна думать? То есть сегодняшняя ночь что, вообще ничего не значит? Да нет, как раз наоборот. Она значит то, что он улетит в Москву и будет иногда заезжать потрахать молодого директора и узнать, как тут на производстве дела.
То есть… он с самого начала знал, что уедет, а я останусь и всё равно затащил меня в постель? Сердце скачет, и я чувствую, как краснею. Дурацкие, подлые щёки! Вечно они заливаются краской! Не хочу, чтобы он видел мою растерянность. Получила? Получила, что хотела?
Я встаю и подхожу к окну.
— Что? Что тебя так смутило?
— Смутило?
— Ну я же вижу, что тебе что-то не нравится. Что? Скажи.
— Не получится.
— Ну ты попробуй.
— Даже пробовать не стану.
— Да что не так-то? Объясни ты мне.
— Ну разве ж дураку можно объяснить, что он дурак?
Рыков осекается и, похоже, действительно не может понять, в чём дело. Ну и пусть. Шкатулку он мне подарил! Завёл себе полевую жену. Да вот хрен! Я достаю бумажный платок и прикладываю к глазам. Ладно. Тихо. Всё нормально. Убираю платок и иду к двери, но на полпути останавливаюсь, возвращаюсь, забираю поднос с недопитым кофе и возвращаюсь в приёмную. Всё это время Рыков следит за мной, не произнося ни слова.
— Леонид Андреевич, заходите, пожалуйста. Шеф вас ждёт, — говорю я и тянусь к звонящему телефону.
— Приёмная генерального директора.
— Слушай, только не бросай трубку, ладно? Это касается тебя. Вскрой жёлтый пакет, он должен быть на твоём столе.
Это Лозман.
19. Слишком много всего
Лозман — это последний, кого я хотела бы сейчас слышать. Чего ему надо? Чтобы его не уволили? Но я здесь вряд ли могу помочь, да и не стала бы если бы даже могла.
— Даша, послушай. Просто послушай, что я скажу. Мне очень жаль, что всё так произошло…
— Понятно. Думаю, можно не продолжать. Мне тоже жаль и на этом мы вполне можем закончить.
— Нет-нет, я совсем не про это… Я не из-за этого звоню, просто хотел, чтобы ты знала.
— Тогда, назовите, пожалуйста, причину вашего звонка, я, к сожалению, не имею времени на беспредметные разговоры.
Он крякает, вроде как немного обиженно. Ничего.
— Жёлтый пакет есть?
— Да есть.
— Открой.
— Там что, споры сибирской язвы?
— Нет. Открой. Там документы.
— Хорошо, я открою спасибо за звонок.
— Нет-нет, открой прямо сейчас, я должен кое-что пояснить.
Я кладу телефонную трубку на стол, осторожно вскрываю пакет и достаю из него копии газетных вырезок. Смотрю на заголовки. Газеты пятнадцатилетней давности.
«Скандальный бизнесмен убил собственную жену».
«Бизнесмен, связанный с ОПГ, подозревается в убийстве».
«Нет тела, но есть дело».
Пробегаю глазами по строкам.
«Скандально известный дерзкими рейдерскими захватами, Роман Рыков вызван на допрос в следственные органы. Он подозревается в убийстве собственной жены. Месяц назад он заявил, что она ушла из дома и не вернулась» …
Что за бред… подозревается в убийстве жены? Бизнесмен связанный с ОПГ? Я куда, собственно, влезла? Но Рыков, вообще-то на свободе и, насколько я знаю, никогда не сидел. Подобной грязи в прессе начала двухтысячных хватало. Так что, это совсем ничего не значит… Отчего тогда такое неприятное чувство в желудке? Оттого, что Лозман опять что-то затеял? Червь сомнения начинает въедаться глубже… Почему Роман не захотел говорить на эту тему?
Лозман что-то говорит, из телефонной трубки доносятся звуки. Я подношу её к уху.
