если у меня и была крохотная надежда, что он помнит наше жаркое соитие, то она рухнула в этот миг.
– Что ты хотел стать медиком.
– Да. Я и стану. Я санитаром устроился в больницу. Сегодня.
– Ты санитаром? – у меня, наверное, как у совы, абсолютно круглые глаза. – У кого из нас температура? – бормочу потрясённо.
– Считаешь, я не справлюсь? – у рта пролегают горькие складочки. На миг. Он умеет прятать чувства. Особенно, если они не радужные. Проще на виду быть человеком-фонтаном, которому всё даётся легко.
– Не знаю, – говорю правду. – Не могу представить, что ты моешь полы, драишь панели, меняешь бельё. Но, может, это и правда даст тебе возможность испытать себя. Попробовать, каково это.
– Слишком изнежен? – продолжает атаковать Драконов меня вопросами. Напористо так, словно хочет выжать какое-то одному ему понятное послание.
– Не в этом дело, – пытаюсь правильно сформулировать главную мысль. – Санитар не медик, а человек, работающий в больнице. Ты же третий курс закончил, мог устроиться медбратом. Прочувствовать профессию изнутри. А санитар, грубо говоря, почти та же уборщица в гей-клубе. Разве что декорации другие.
– Я хочу с нуля, – видимо, это твёрдое желание испить чашу до дна и полностью. – Там всё равно нужная атмосфера. И если я выдержу, справлюсь, не отворотит, тогда можно будет подумать и о восстановлении в институт. Если не смогу, значит экономический – не такая уж и плохая альтернатива.
Мне почему-то кажется, что он сможет. Взгляд у него такой. И вообще. Хотя и экономистом-финансистом у него бы получилось. С его напором и умением идти к цели.
– Значит, ты всё делаешь правильно. Прислушиваться к сердцу никто не запрещает. И если что-то пойдёт не так, лучше отступить. Нет ничего печальнее, когда ты занимаешься не своим делом.
– Двигайся, Жалейкина, – толкает он меня плечом и улыбается.
– З-зачем? – заикаюсь от неожиданности.
– Лечиться будем. А то, смотрю, лекарства не помогают. Расслабься, не буду я к тебе приставать. Ну, разве что совсем чуть-чуть.
Я и опомниться не успела, как оказалась возле стенки. Арк выпутал меня из пледа, укрыл одеялом, подоткнул со всех сторон. Под его заботливыми руками я превратилась в гусеницу. Или кокон.
Вряд ли из меня прекрасная бабочка выйдет, но сейчас сказать наверняка сложно: я не успеваю за его мыслями и действиями. Он ошарашивает меня, бьёт неожиданно, удивляет, и пока я соображаю, что к чему, берёт в плен.
Кажется, я недавно думала, в какую позу прилечь, чтобы сдаться? Мне ничего не пришлось решать: Арк сам всё сделал за меня. Он примостился рядом, накинув на себя плед, просунул руку и приобнял меня за плечи.
– Самое время откровенничать. Поза лёжа способствует правдивым разговорам.
Я смотрю, как шевелятся его губы и сжимаю плотнее ноги. Мне бы веки точно так сомкнуть покрепче, но это выше моих сил.
– Но прежде чем ты начнёшь рассказывать о себе, я сделаю вот это.
Драконов прижимается ко мне и целует в губы. Раз, второй. Вначале – лёгкими касаниями.
– Не сердись, Оса, но это то самое чуть-чуть приставание, на которое я имею право рассчитывать. Без поцелуев я засохну.
И он наконец-то целует меня взасос. Обалденная глубина. Сумасшедший круговорот. От таких поцелуев текут. О засухе, конечно, и речи быть не может.
Хорошо, что он меня спеленал и прижал собой. Иначе мои руки уже бы обнимали его и притягивали к себе. А так становится хорошо и жарко. Невероятно хорошо. До тех пор, пока кто-то не постучал в дверь.
Глава 19
Аркадий
– Если это опять твой Семакин, я его на клочки порву, – рычу угрожающе и одним движением вскакиваю с кровати.
Вот зря. Я как бы весь в покрывале, поэтому наступаю на край, спотыкаюсь, чуть не пропахиваю носом пол. Хорошая физическая подготовка и ловкость выручают меня из дурацкой ситуации. Алла давится смехом. Погоди, Оса, сейчас разберусь с тем, кто там стучится, и вернусь. Мстя моя будет жестокой!
– Аркадий?
Тот, кто стоит за дверью, при виде моих сведённых в одну линию бровей пятится, отступает на пару шагов. Вот чёрт.
– Да-да! – хлопаю себя по лбу и веду маленького щуплого Степановича в бытовку. – Вы простите, ради бога, забыл.
Совершенно из головы вылетело, что я сантехника позвал. Степаныч кидает на меня взгляд, в котором сквозит облегчение.
– Как же вы, Аркадий Александрович, на батюшку своего похожи, когда сердитесь, – бормочет сантехник, и мне становится и стыдно, и жалко, что я хорошего человека напугал.
Пытаюсь объяснить, в чём дело, но Степанович лишь мягко меня с места отодвигает.
– Вы идите, идите, сам разберусь, не маленький.
За что я люблю Степановича, что он дурацких вопросов не задаёт и истерик не катает. Вон, и бровью не повёл, что его в общагу пригласили. Работает чётко, не спеша, качественно.
Укрощение строптивой Аллы приходится отложить на потом.
– Мне нужно беспокоиться? – Алла уже выбралась из одеяла, поставила чайник, принимает лекарства. Очень серьёзная моя Оса. Педантичная, о здоровье своём заботится.
– В общем, это сантехник Степанович, – чешу пальцем висок, – Семакин твой растворился в эфире. Надеюсь, навсегда. Продолжим знакомство? А то ты обо мне знаешь много, а я о тебе – почти ничего.
Алла медлит. Боится или не хочет делиться?
Алла
Не знаю, хотела ли я разговаривать с ним о себе. Чересчур стремительно. В один момент Драконова стало слишком много. Он подавлял. Рядом с его великолепием я чувствовала себя бедной родственницей. А ещё не хватало воздуха. И от волнения, и оттого, что он резко перетянул одеяло на себя.
Возможно, многие покрутили бы у виска. Как же: такой элитный самец вертится вокруг меня, заботится, тумбочки чинит, сантехника нашёл, семьёй интересуется.
Он не оставлял мне выбора. Делал всё за меня, не давая и пальцем пошевелить. Я чувствовала себя куклой. Пусть драгоценной, но вещью, которой он крутил, как хотел. Я делала лишь то, чего
