Я-то в этом разбираюсь получше вашего.
Перестав быть неудачницей, Ольга вдруг ощутила в себе мощный подъем сил и невероятное спокойствие, свойственное только танкам среди пехоты.
В следующие десять минут она привела прическу и лицо Максима в порядок, причесав его и оттерев кровь с царапин влажными салфетками.
Шишку на лбу удалось замаскировать волосами, зачесав их слегка набок.
— Вот, и ничего и не видно, — торжествуя, заметила она, демонстрируя Максиму плоды своих усилий в зеркало. — Теперь кофе. Нужен кофе и новая одежда. Закажите в любом бутике, вам привезут отличный костюм и сорочку, пришлют с курьером.
— Ты гений, — прошептал Максим Дмитриевич, расплываясь в улыбке. — Фух, даже трясти перестало… Умница моя! Что б я делал без тебя. Иди, попроси у Никиты кофе, пусть принесет.
— Это все волнение, — небрежно ответила Ольга.
Она сходила к шеф-повару и уверенным тоном заказала ему кофе для Максима. И тот послушно ее просьбу выполнил и даже вызвался сам принести напиток, когда тот будет готов.
Когда Ольга вернулась в кабинет к Максиму, тот уже почти пришел в себя. От зашуганности не осталось и следа, он что-то обсуждал по телефону, прижав трубку к уху плечом и пытаясь одновременно стащить рваные штаны.
— Я помогу! — страшным шепотом произнесла Ольга, и Максим лишь кивнул головой. За разговором он не сообразил, кому, что и где доверяет.
А зря.
Крутнувшсь на кресле, он, продолжая монотонно бормотать и слушать что-то по телефону, приподнялся в кресле, и Непруха с профессионализмом опытной няни, чемпиона по смене подгузников, стащила с шефа брюки, оставив его в одних трусах.
А дальше произошла заминка. Разодранные штаны в районе колен перекрутились, и Олечке пришлось опуститься на пол, чтобы раскрутить ткань и стащить ее ниже.
— Еще немного, — простонал Максим, в нежное подколенное пространство которого безжалостно впивались жесткие швы. — Да, так… туда, туда…
Непруха, сопя, нервно дергала неподдающуюся вещь, елозя на коленях по полу.
И в этот неподходящий, даже слегка интимный момент на пороге без стука появился шеф-повар с чашкой дымящегося кофе в руках и с самой благостной улыбкой на лице.
Ольгу от его взгляда скрывал стол, и шеф-повар мог видеть только ее коленопреклоненные ноги, беспокойно дрыгающиеся, видимо, в порыве страсти.
Елозящий в кресле Максим Дмитриевич, томно постанывающий и время от времени весьма красноречиво приподнимающий туловище, довершал эту картину маслом.
Нервный тик ударил в левое веко повара, заставив глаз дергаться, и потянул за собой всю щеку, верхнюю губу свидетеля служебного романа.
Чашка со звоном полетела на пол, разлившийся кофе изобразил на линолеуме огромный экзистенциальный знак вопроса.
В довершении всех бед Непруха наконец справилась со штанами.
Она сдернула их с ног Максима Дмитриевича и, раскрасневшаяся, растрепанная и запыхавшаяся, с победным воплем шлепнулась на зад, выкатившись из-за стола шефа прямо под ошалевший взгляд повара.
— Ядрена кочерыжка! — проорал повар, вытаращившись. — Половник мне в ухо!
Максим, видимо, еще не до конца отошел от утренних приключений.
И потому первой его реакцией было ухватить что-нибудь и кинуть в повара, и этим чем-то была кастрюля.
С глубоким “Бам!” она наделась Никите точнехонько на голову, провиснув до самого носа. Ее ручки были словно опущенные вниз уши приунывшего железного блюстителя порядка.
“Переходящее знамя непрухи, — в панике подумала Ольга, глядя на оглушенного кастрюлей Никиту. — Началось! Это оно? Это проклятье или просто совпадение?”
— Могли бы просто дверь закрыть, — несчастным голосом прогундосил из-под кастрюли повар. — Зачем же швыряться?
— Э… это не то, что ты подумал! — вскричал, подскакивая, Максим.
— Можешь не оправдываться, — горько прогундел Никита из-под своей кастрюли. Развернувшись, как робот-пылесос, пару раз стукнувшись для полноты сходства своей кастрюлей в косяки, он медленно переступил через порог и побрел на свое рабочее место, униженный и оскорбленный.
Удар в голову, видимо, морально подкосил повара, и готовкой он занимался вяло, без огонька.
Кастрюля, нанесшая ему моральную травму, стояла рядом, как напоминание о хрупкости мужской дружбы.
Никита вздыхал, потирал шишки на лбу, торчащие симметрично, веселыми рожками молоденького козленка, и яростно намешивал что-то в глубокой миске.
Ольга, наблюдающая за поваром, понемногу успокоилась. То ли правда сцена с кофе и с кастрюлей была случайностью, то ли вирус невезения для дисциплинированного и сильного повара был слаб. В любом случае, повара ничто не брало, работу свою он делал четко, профессионально, и ни единой, даже самой маленькой ложечки, не выскальзывало из мужественных и сильных пальцев Никиты.
“Ай да Никита! Победитель непрухи!” — в восторге думала Олечка.
Но все было не так просто, как ей казалось.
С глазами такого внимательного обычно шеф-повара что-то случилось. То ли их застилали слезы от лукового сока, то ли что-то еще, но Никита вдруг начал опасно путать приправы. И сыпать отчего-то душистый перец во взбиваемое нежнейшее тесто для бисквита.
Так называемая тетушка босса оказалась особой желчной и на удивление прожорливой. Она придирчиво осматривала блюда со всех сторон, крутила над ними своим носом, нюхала и мысленно едва ли не на молекулы разбирала.
Потом фотографировала и фотографии эти пересылала кому-то. И уж только после этого приступала к трапезе с самым недовольным видом
Но по мере пожирания она все больше добрела, на лице ее появлялась улыбка, и она лопала так, что за ушами трещало..
— Без перца? — подозрительно спрашивала она всякий раз, когда на скатерть перед ней ставили очередное блюдо. — У меня дикая аллергия.
Видимо, эти слова — “без перца” — были повторены столько раз, что Никита, зорко проследивший за тем, чтобы ни в салаты, ни в горячее гостье не попало ни единой зловредной перечной крупинки, к десерту так расслабился, что вместо ванилина зафигачил во взбитые белки целую ложку.
…Кастрюля молча взирала на это безобразие со своего места с видом зловещего маньяка-убийцы из добротного фильма ужасов и улыбалась цепочкой огоньков, отражающихся на ее блестящей поверхности…
***
Пирожные получились на удивление пышными и душистыми. Аромат стоял по всей кухне, на очередной шедевр повара облизывались все. И Марго, размякшая от обильного и вкусного угощения, тоже.
Когда Никита поставил перед
