спешит вернуть его на место.
– Надежда Юрьевна, пока мы с вами одни, может, вы мне как врачу расскажете, куда так мчались, что сели в автомобиль и разогнались так, что чудом удалось вас спасти, не говорю уже о том, что вы и сейчас рветесь домой. В чем причина? Может, я смогу вам помочь ее разрешить?
Смотрю в холодное квадратное лицо врача и прикусываю язык. Не знаю, как реагировать на подобный выпад.
Хочу, чтобы ко мне принесли моего сына. Если я не могу пойти домой и увидеть его, то хотя бы пусть приведут в палату, чтобы я могла прижать свою Брошку к груди и вздохнуть полной грудью, но первый порыв проходит.
Передо мной человек, который если не хороший знакомый Умарова, то, как минимум, его человек. Я вспоминаю этот голос, вспоминаю, что в ту ночь, когда я снова упала под жернова страсти Баграта, именно этот человек приводил меня в чувства.
И если здравая часть меня говорит, что Умарову ничего не стоит узнать о моем сыне, то вторая я рвется защитить свою тайну всеми силами, поэтому я лишь сжимаю зубы и отвечаю вопросом на вопрос:
– Так когда я смогу уйти отсюда?
Не нравится мужчине моя реакция. Хмурится, жует широкие губы. Такой явно немного солдафон и с женщинами разговаривать не особо горазд, поэтому отвечает строго и по существу.
– Пара дней. Доделаем все анализы. Я дам указания, которые сведутся к щадящему режиму жизни на ближайшие дни, а далее свободны.
Наскучила. Довела. Достала.
Явно читаю эту фразу на лице врача, но наши гляделки нарушает скрип двери, а в палату входит мой самый страшный кошмар – Баграт Умаров.
Мужчина одет не в костюм, нет накрахмаленной белоснежной сорочки. На Умарове черный свитер, обтягивающий его торс подобно второй коже, и джинсы, все такой же огромный, мощный, подавляющий.
Он проходит в палату широким шагом, ему никто не указ, даже строгий врач, который беседовал со мной секундами ранее, ничего не предпринимает, не указывает наглецу на дверь.
Хотя… О чем это я?! Я здесь лежу только потому, что Баграт так распорядился. Чем ближе Умар ко мне подходит, тем сильнее у меня начинает биться пульс, а я не могу отвести взгляда от его лица.
Трехдневная щетина делает этого мужчину только еще более диким, агрессивно-сексуальным, опасным, замечаю на брови белый пластырь, тонкий, необходимый лишь для того, чтобы сомкнуть края раны, шрам на брови ему также идет.
Все эти мысли летят в мозгу со скоростью света, а врач реагирует на аппаратуру, которая начинает пиликать рядом со мной.
Резко разворачивается в сторону Баграта и цедит:
– Моей пациентке необходим покой, Баграт. Одно твое появление и у нее пульс зашкаливает.
– Вижу, – поясняет скупо, бросая взгляд на экран, а я вдруг прикусываю губы.
Выдаю себя с головой, поэтому стараюсь привести дыхание в норму, успокоиться.
– Советую покинуть палату. Настоятельно, – неожиданно резко проговаривает врач, встречая прямой взгляд Умарова.
А я на мгновение подвисаю. Неужели нашелся в этом мире человек, который способен противостоять самому Умарову?!
– Я не уйду, Айболит, – выдает, наконец, Баграт и меняет тему. – Как она?
– Ты уверен, что хочешь говорить об этом здесь?!
Молчаливые гляделки длятся недолго, наконец, Умаров кивает, впервые вижу, что он уступает кому-то.
Резко разворачивается и выходит, а врач тем временем медлит, оборачивается на меня, смотрит мне в глаза и что-то неуловимое проскальзывает, непонятное, мужчина улыбается краешком губ, а затем кладет руку на мои холодные пальцы, слегка сжимает, словно выражает свою поддержку.
Один маленький жест, участие, которое отдается болью в сердце, и на глазах наворачиваются слезы, врач хочет отнять руку, удалиться, но я вцепляюсь в него неожиданно окрепшими фалангами и заглядываю в глаза.
– Пожалуйста, доктор, пожалуйста, – шепчу неожиданно сухими потрескавшимися губами, – прошу вас…
– О чем именно вы просите, Надежда? – бросает взгляд на наши сплетенные пальцы и руку не отдергивает, хороший знак.
– Мне нужен мой телефон, – выдаю, наконец, боюсь моргнуть, чтобы не ослабить давления, хочу достучаться.
– Здесь запрещены телефоны, Надя, вы получите свои вещи при выписке, – говорит сдержанно, но все же я только что заметила, что этот человек умеет сострадать. Здесь не только профессионализм врача присутствует, но и человечность не забыта, иначе бы он не прогнал Умара. Побоялся.
Врач вообще сейчас что-то невероятное совершил, да и то, что Баграт ему поддался, у меня до сих пор в голове не укладывается.
– Я все понимаю, доктор, правда, но и вы меня поймите, у меня дома бабушка старенькая, я… – слова застревают в горле, слезы уже грозятся сорваться с ресниц, я столько времени не знаю, как там мой малыш, никогда с ним так надолго не расставалась. Я проглатываю всю правду, которая чуть не срывается с губ, и говорю лишь часть ее, – я должна позвонить, сказать, что у меня все хорошо, услышать ее голос… прошу… всего лишь несколько секунд, и обещаю, я все ваши анализы пройду, все обследования, только умоляю, доктор, дайте мне позвонить домой, – последнее слово выходит едва различимым всхлипом, – умоляю…
Врач смотрит в мое лицо секунду-другую, а я замечаю, что мужчина хоть и в возрасте, но крепкий, хорошо взбитый, плечи широкие, говорящие о недюженной физической силе.
Наконец, он отнимает свои пальцы и опять накрывает мои дрожащие руки, сжимает коротко.
– Хорошо, Надежда, ваша взяла, я распоряжусь. Медсестра передаст вам вашу сумочку. Позвоните домой. Так будет правильнее. Это лучше, чем звонок с ресепшен и сообщение пожилому человеку, что внучка в военном госпитале. Можете обнадежить бабулю свою. С вами все в порядке, организм молодой, поправитесь.
Прикрываю глаза на мгновение, а затем тихо выдыхаю:
– Спасибо вам, доктор.
Присматривается ко мне. Опять собранный. Отстраненный. Явный профессионал.
– Не меня вам надо благодарить, Надя. Все могло быть гораздо хуже, если бы Умар не разбил свой спорткар в хлам, сбивая вас с неверной траектории и беря удар на себя.
Не отвечаю. Умом понимаю, что прав, но с Багратом у нас все не как у людей…
Поэтому я просто отворачиваюсь и смотрю в сторону окна, ничего не отвечаю. Врач уходит, а спустя минуты в палату заходит симпатичная молодая девушка в форме медсестрички, ее глаза горят каким-то озорным блеском, когда она кладет на постель мою сумочку.
– Вот, вы просили, – выговаривает елейным голоском и смотрит на меня во все глаза.
– Спасибо, – отвечаю на автомате, но девушка не уходит. Переступает с ноги на ногу, нервничает и нервирует меня, поэтому я решаю не тянуть кота за хвост и спрашиваю в лоб: – У вас ко мне вопрос?
Девушка жмется, миловидное личико хмурится, но она не выдерживает и спрашивает:
– Простите, а кто вы господину Умарову?
Сразу в лоб и без подготовки.
– Простите? – не сразу нахожусь с ответом.
– Это вы меня простите, если что, я не со зла, просто язык без костей… И… на меня иногда нападает, не берите в голову… Просто, я как господина Умарова вижу, у меня всегда ноги подкашиваются. Я даже говорить с ним не могу, если он вдруг обращается. Он у нас нечастый гость, но пару раз его наш главный зашивал, а там такое тело…
Понимает, что говорит глупость, вспыхивает, теряется, а потом приходит к тому, с чего мы и начали.
– Вы… вы не подумайте ничего, просто вы первая женщина, которую бизнесмен под личную ответственность оставил. Вот теперь все отделение и гадает, занято ли холодное сердце, – на этой фразе девушка звонко смеется.
А у меня ее вопрос вызывает непозволительную бурую эмоций.
Кто я для Баграта? – хороший вопрос.
Любовница? Бывшая невеста? Почти жена? Одноразовая девка, которую он хочет и пользует?
– Я для него никто, – отвечаю спокойно, – можете не волноваться с коллективом, – выдавливаю улыбку, надеюсь, выгляжу искренней и мой оскал не смахивает на иронию.
Кто я для Баграта? – знать не хочу этого.
Подумаю
