Или мне снова казалось, что оно тянется, а на самом деле все происходило быстро. Я до сих пор не знаю. Хотя в суде говорили, что все это со мной провернули в течение пары часов.
К жажде и желанию оказаться в темноте неожиданно добавилось новое. Я почувствовал, как в паху нестерпимо заныло. Это ощущение нарастало в геометрической прогрессии, как будто у меня лет десять не было секса.
— Алло, у него встал. Я даю следующий препарат? — тишина. — Хорошо, жду.
Я уже не хотел ни пить, ни темноты. Даже голова вдруг перестала раскалываться. Ну или я перестал ощущать эту боль на фоне нового желания. В паху настолько сильно ломило и ныло, что я начал скулить от нетерпения.
— Подожди немножко, сейчас я облегчу твои страдания, — видимо, это уже ко мне обращалось.
И у меня не возникло желания протестовать, хотя я слышал эти слова не от Полины, а от какой-то незнакомки. Можно ли считать это предательством по отношению к Полине? Впоследствии я долго об этом размышлял. Там, в номере, у меня не было связных мыслей. Только инстинкты: пить, спать, потрахаться. Ну и слух. Я все слышал. Но так как в голове был полный кисель, а сам я будто в тумане, не анализировал услышанное, не задавался логичными вопросами наподобие «Какого хрена происходит?».
Время опять потянулось. Ломота в паху уже была убийственна. Я натурально начал стонать и мечтать о смерти, только бы не мучиться так.
— Так, теперь давай еще одну, — в рот мне что-то засунули и приставили к губам стакан.
Я проглотил.
— Щас, еще немножко потерпи.
Я продолжал мычать и стонать от нетерпения. Все, чего я хотел, — это быстрая разрядка. Не было никакого другого желания.
— Пошевелись, — прозвучало над ухом.
Я зачем-то послушался. Дёрнул руками и ногами.
— Алло, он начал шевелиться. Хорошо, жду.
Сексуальное возбуждение никуда не уходило. Казалось, что оно становится еще больше. От нетерпения я стал дергаться. Руки и ноги меня слушались. А потом я почувствовал, что проясняется сознание. Появились связные мысли. Правда, они все были только об одном, — снять сексуальное напряжение, которое было невозможно терпеть.
Получив способность думать, я не задался вопросом, где нахожусь, что за девушка здесь со мной, почему она меня раздела, что за хрень вообще творится. Я думал только об одном. Вернее, не об одном, а одним местом.
Когда девушка залезла на меня верхом, я уже в достаточной мере владел своим телом и достаточно соображал, чтобы понять: я занимаюсь сексом, и девушка на мне — не Полина.
Но я ничего не сделал. Все, что я хотел, все, о чем я мечтал, — чтобы поскорее наступила гребанная разрядка. Это было жизненно необходимо. Как дышать. Как ходить. Как видеть. Казалось, что если я не получу разрядку, то умру. Не важно, где я. Не важно, с кем я. Не важно, что вообще за дичь со мной происходит. Мне нужна разрядка, иначе сердце остановится.
Лучше бы оно и правда остановилось…
Потому что дальше в номер зашла Полина и увидела то, что увидела. В теле было достаточно сил, чтобы подняться на ноги, когда вошла моя девушка. Хоть и стоял на ногах неуверенно и они ощущались как деревянные, равновесие получалось держать. По крайней мере на пол не рухнул. К желанию получить гребанную разрядку добавилось еще одно: остановить Полину. Ведь сознание уже достаточно прояснилось, чтобы понять: она сейчас увидела меня с другой бабой.
Правда, когда я просил Полину поговорить, у меня не было ни идеи, что говорить. Я не знал, ни как здесь оказался, ни что вообще происходит. Только знал, что в паху нестерпимо ломит и на мне скачет незнакомка. Понимал: изменяю, виновен.
Полина не захотела разговора, убежала, я помчался за ней, но не успел. Когда вернулся в номер, незнакомка стремительно натягивала на себя одежду.
— Ты кто такая? — спросил ее и привалился к стене. Марш-бросок по коридору за Полиной выжал из меня все соки.
— Пока-пока, — и выбежала.
Ее я не стал догонять, не было сил. Спустился по стенке на пол и сидел так очень долго, а потом пошел в душ.
Меня продолжало штормить. Движения были заторможенными, в теле ощущалась смертельная усталость, через каждые пять минут появлялась одышка, будто я марафон пробежал. Я приехал домой и сразу свалился спать. Проснувшись на следующий день, заторможенность в теле сохранялась. Мне было тяжело долго стоять на ногах, ходить, не утолялась жажда.
Но я уже мог связно мыслить, а главное — анализировать. Мне было очевидно, что кто-то специально это все устроил. Я помнил, как начинался вечер в баре с друзьями, затем наступила тьма, а следом весь этот сюр. Я отправился в частную клинику возле моего дома сдавать анализы.
Пока ждал результатов, ночевал в машине у дома Полины в надежде выловить ее и поговорить. На звонки она не отвечала. Доехал до Полины, каким-то чудом не попав в ДТП. Я плохо видел на дороге, плохо управлял автомобилем, мне постоянно сигналили. Я не знал, о чем говорить с Полиной, что объяснять, потому что у меня не было ни малейшего понятия о произошедшем.
Рома сказал, что я ел и пил вместе со всеми, а потом уснул. Приехали два каких-то здоровых мужика и увезли меня домой. Что за мужики, он не знал, и вообще ему было не до меня, он праздновал мальчишник. Поржал надо мной за то, что я не умею пить, потому что я единственный, кто опьянел так быстро.
Результаты анализов пришли через несколько часов после того, как мама Полины вывезла из моей квартиры вещи дочери. На мои попытки объяснить, что я что-то выпил и не совсем осознавал происходящее, Нина Васильевна только смеялась. Анализы показали, что в моем организме содержится ряд препаратов. Я не запоминал эти сложные названия. Важно было другое — препараты запрещены на территории России.
Уже не было сомнений, что все подстроено с целью разлучить меня с Полиной. Не понимал только, кому это нужно. Алле? Она, конечно, та еще стерва и интриганка, но у нее совершенно точно нет доступа к запрещённым на территории России препаратам. Я встречался с Аллой полтора года и прекрасно знал круг ее общения. Ей неоткуда было достать эти вещества.
Отсидев пятнадцать суток в обезьяннике за дебош в аэропорту, я пошел в полицию и написал заявление
