Глаза у бабушки голубые, родные, добрые-добрые и такая в них надежда… Знаю, что она хочет для меня лучшего, знаю, что переживает. Поэтому и лгу снова:
- Да. Подала документы сразу в три института, и выбрала самый-самый лучший, - даже улыбаюсь натурально, а у самой так паршиво на душе, что любимую бабулю вот так вот мерзко обманываю, вру, глядя в глаза.
И ведь она верит мне, на слово верит, никакого подтверждения даже не требует.
- А я знала. Ты у меня умная, Лисонька, хорошая девочка, ты везде пробьешься, - ба закрывает глаза ладонью, поспешно вытирает слезы, - Я так рада за тебя! Увидела бы тебя мама – так бы тобой гордилась, такая ты выросла…
От ее слез мне еще хуже. Какая же я внучка, что вот так… У меня у самой подкатывает комок слез к горлу, и я поспешно бросаюсь ее успокаивать.
- Ба, ну не плачь, чего ты! Все же хорошо, все правда хорошо!
- Да, да… ты прости меня, это я так… рада за тебя, очень рада! Моя умница!
Я обнимаю бабушку, зажмуриваюсь крепко. «Это ненадолго, скоро все кончится» - успокаиваю себя. Успокаиваю и сама не верю.
- А твой жених не придет? – звучит неожиданно вопрос.
- Жених?
Я отстраняюсь, снова сажусь на свое место.
- Да. Это ведь он помог операцию организовать, да? А я ведь и не видела его ни разу. Хоть бы поблагодарила его лично, хороший наверное человек.
Мне еле удается сдержать смешок. Что ж… в каком-то плане Шахова действительно сложно назвать плохим. Он действительно очень сильно помог, спас фактически моего единственного родного человека. Он щедрый. Жесткий, жестокий, способный идти по головам, не жалея никого, используя любые методы. И это наверняка бизнес накладывает отпечаток, ведь, ворочая такими огромными деньгами, невозможно быть мягкотелым и понимающим. Хочется верить, что именно так…
- Он занят, бабуль. У него свой бизнес, свободного времени почти нет.
И это даже правда. Потому что с Рустамом мы почти не разговаривали с того самого диалога в кабинете. Он приезжал уставший, брал меня, как хотел, и молча уходил к себе. После такого как никогда чувствуешь себя использованной вещью. Хотя тут больше подходит сравнение с верной собакой, потому что Шахов и общался командами. «Раздевайся», «перевернись», «встань на колени», «открой рот». И хорошо, если все только этим и ограничивалось, без шлепков и хлестких ударов…
Пробыв у бабушки еще около часа, я решаю вернуться домой. Я и так задержалась, так что очень надеялась, что приглядывающий за мной Тимур не доложит Рустаму, потому что доволен он точно не будет от этой информации.
От выхода из больницы до парковки мне предстоит пересечь двор с аллеей из короткостриженых кустов и деревьев, но я только ступаю на выложенную плиткой посреди газона дорожку, как меня останавливают за руку.
- Вы Алиса? Алиса Веденеева?
Обернувшись, сталкиваюсь глазами со среднего роста мужчиной в легком вязаном свитере. Модная прическа с коротко выбритыми волосами на висках, очки в дорогой оправе и сваливающий с ног аромат парфюма, тяжелый и душный. По одному только запаху я бы точно запомнила человека, особенно если он такой, но этого я впервые видела.
- Да, это я. А вы?.. – не договариваю вопрос, и мужчина радостно хлопает по карманам брюк в поисках чего-то.
- Вы вряд ли меня знаете. Но возможно помните журналиста, который ворвался на ужин, который в вашем родном городе проходил. Да наверняка помните! Это был первый ваш светский раут, где вы сопровождали Шахова, так что, уверен, такое вы точно не забыли. Он еще вопросы задавал про заповедник.
Хмурюсь, оглядывая мужчину с ног до головы. Про того журналиста я помнила, но… стоит ли этому типу об этом знать?
- Простите, я не знаю, о чем вы… - обрываю холодно и только собираюсь уйти, как мужчина хватается за руку будто клешнями, удерживая на месте.
- Я вижу, вижу, вы вспомнили! – воодушевленно тараторит он, наконец достав из кармана какую-то бумажку, - Тот журналист – Станислав Милосов, он работает у нас корреспондентом, а я его коллега – Евсей Терентьев. Вот!
Он пропихивает мне в руку визитку, и я на автомате пробегаюсь глазами по ней.
- Евсей Леопольдович Терентьев? – невольно удивляюсь необычному имени, читая имя вслух.
Журналист невозмутимо продолжает:
- Да. Я как раз веду независимое журналистское расследование, и вы могли бы мне помочь. Это будет строго конфиденциально, никто не узнает, обещаю! Вы бы нам очень сильно помогли.
А, вот оно что. Решили воспользоваться тем, что я с Рустамом живу, раскопали этот факт и теперь хотят этим воспользоваться? Они совсем дурочку что ли нашли? Кто в своем уме против Шахова пойдет? Тем более если зависит от него целиком и полностью.
- Простите, - отрезаю ледяным тоном, - я ничем не могу вам помочь.
Вырываю руку из хватки и шагаю по дорожке вперед. На этот раз Евсей не дергает меня за руку, просто бежит следом, норовя обогнать и заглянуть в лицо.
- Мы заплатим за информацию! За любую! Это большие деньги, вы только подумайте! Вы же живете с ним, наверняка видели хотя бы мельком что-то или слышали, можете сфотографировать. Не торопитесь отказываться!
- Послушайте сюда, - не выдержав, я останавливаюсь, как вкопанная, и резко отвечаю, - если вы сейчас от меня не отстанете, я скажу охране, что сопровождает меня, и тогда тем бравым молодчикам и объясняйте, с какой просьбой вы ко мне подошли.
- Понял, - хмыкает Евсей, - бабло совсем вам глаза застило. Совести совсем не осталось.
Он окидывает меня пренебрежительным взглядом и уходит, неторопливо и явно чувствуя себя победителем. Я провожаю его глазами, глядя в спину, пока он не удаляется. А когда оборачиваюсь, сталкиваюсь ими с Шаховым. Он стоит, засунув руки в карманы, и, склонив голову набок, разглядывает меня.
Твою же…
Быстро сминаю отданную мне визитку и, пользуясь тем, что сумка в моей руке не закрыта, слегка завожу ладонь назад и разжимаю пальцы.
- Кто это? – спрашивает Рустам ровным голосом, буравя меня цепким бесстрастным взглядом.
- Я… без понятия. Подлетел ко мне, начал рассказывать что-то про какую-то суперчудесную медицинскую технику вроде, лечащую от всех болезней. Я толком не поняла, - вру, не моргнув глазом. Что-то мне подсказывает, что информации о том, что это был журналист, он не обрадуется. Еще заподозрит меня в чем-нибудь.
- Он тебе что-то дал.
А вот тут мне становится нехорошо. С какого же момента он нас видел? И как далеко находился?
- А, это… листовка какая-то рекламная, - отмахиваюсь как можно беззаботнее.
- И где же она?
- Так я выбросила. Зачем она мне? – развожу руками, специально демонстрируя, что в них у меня ничего нет и я ничего не прячу.
Шахов подходит ближе, сокращает между нами дистанцию за один шаг, и я едва удерживаю в себе желание трусливо отступить, лишь бы остаться хотя бы на тридцать сантиметров, но дальше от него. В мнимой безопасности, как будто это на самом деле от чего-то способно спасти. Рустам берет пальцами мой подбородок, заглядывает в глаза. Не знаю, как я не трясусь, потому что внутри меня попросту колотит.
- Узнаю, что ты спуталась с кем-то, - поглаживая пальцами, ласково говорит Рустам, - убью.
И я ни на секунду не сомневаюсь в правдивости его угрозы.
- Я… ни с кем не спутывалась, клянусь! – горячо заверяю я.
- Просто чтобы ты имела в виду… Я очень не люблю, когда меня пытаются водить за нос. Поняла меня? – хватка резко становится стальной, Шахов больно сжимает щеки и, склонившись, свирепо требует, - Отвечай, поняла??
- Да.
- Отлично, хорошая девочка, - хвалит он с издевательской полуулыбкой и отпускает меня, - Можешь идти.
Тут же отступаю на несколько шагов по направлению к выходу.
- А… ты зачем здесь? – оглядывая растерянным взглядом аллею, спрашиваю у мужчины. Никого нет. Хорошо, значит, никто не видел всего, что тут сейчас произошло…
- Заехал к старому другу, решить пару вопросов. Повидалась с бабушкой?
