— Официанткой? — Моя фраза действует на брата как красная тряпка на быка. — Ник, а нельзя подыскать другое место? Только представь: отца выпустят, и ему все будут говорить, что его дочка разносит напитки…
— А его выпустят? — Я начинаю закипать, и Женя осекается.
— Нет… В ближайшее время — нет. Но Артем от меня огребет. Куда он там смотрит?
Мне остается только тяжко вздыхать.
— Артем и так на свой страх и риск постоянно прикрывает меня! Работать — это нормально. Лучше расскажи, как ты?
Женя всегда не в меру многословен, когда речь заходит о его делах. Но мне нравится слушать его и представлять, что где-то далеко есть другая жизнь — размеренная, спокойная, сытая, праздная, что у людей нет никаких насущных проблем, и что мой брат сейчас живет именно так.
На прошлой неделе он порвал с очередной британкой и топил горе в вине — тяжелые известия из дома только усугубили его депрессию. Но брат держится и никому не показывает горя.
— Тут так не принято, Ник. Все картонное и напускное. Мечтаю оказаться на родине. Увидеть тебя…
— А я встречаюсь с парнем, Жень… — спешу поделиться радостью, и брат пару секунд недовольно пыхтит в трубку.
— Ого. И кто это?
— Тот мальчик с видео, помнишь? Между нами все очень серьезно.
Нечаянно задеваю локтем чашку с недопитым кофе, и коричневая лужа растекается по полу. Я чертыхаюсь и мечусь по квартире в поисках салфеток, а Женя в своем Лондоне пускается в нравоучения:
— Мутный он какой-то, Ника. Ради бога, поосторожнее! Приеду, и ты нас познакомишь. Хочу перетереть с ним с глазу на глаз, узнать, какие у него намерения. А там решим.
«Не надо за меня решать!» — сжимаю кулак и морщусь. Огрызнуться вслух — значит навлечь на себя весь его гнев.
Я вовсе не уверена, что Харм захочет вылезти из тени и запросто поговорить с моим братцем о планах на жизнь и меня, но клятвенно обещаю устроить встречу.
Утренние сны о детстве и болтовня с Женей расцарапали душу — сегодня она странно нежная, трепетная, живая.
Обидно, что брат не одобрил мой выбор — обидно до слез и всхлипов. Но он никогда не отличался чуткостью к людям.
Если бы мама была жива, она бы порадовалась за меня…
Справляюсь с пролитым кофе, проверяю телефон на предмет пропущенных, достаю из шкафа пыльные альбомы и тащу их на диван. С ногами забираюсь на него, забиваюсь в угол и укрываюсь пледом.
Я внимательно рассматриваю мгновения беззаботного прошлого: первый класс — цветы и банты, Женя на выпускном — снова цветы, счастливая мама в элегантном голубом платье и папа — моложе и без седины.
Наши поездки на море, походы в горы и катание на лыжах по заснеженному лесу, тематические вечера в арт-кафе, юбилеи и праздники.
В одном из альбомов я обнаруживаю пухлый картонный конверт и заглядываю внутрь. Из него выпадают университетские фотографии брата.
Женя, в строгом костюме, выступает в роли конферансье на массовом мероприятии в честь Дня студента. Женя валяет дурака в составе команды КВН факультета. Женя с серьезным видом читает лекции на дне самоуправления. Женя улыбается и держит за руку ослепительно красивую девочку с огромными изумрудными глазами.
Сердце пронзает иголка боли. Она нехило напоминает мне кого-то!
Вглядываюсь в ее лицо, и по спине пробегает холодок. Незнакомка до одури похожа на Харма, только черты не такие резкие…
Странная находка весь день точит мысли и не дает мне покоя.
Я хочу показать это фото Дане, но он не звонит.
Солнце садится, город окутывают прозрачные синие сумерки. С каждой секундой мучительного ожидания вечер темнеет и наконец превращается в тревожную черную ночь. Смартфон молчит.
Не выдерживаю и решаюсь набрать первой — вожу по экрану пальцем, старательно ищу утренний вызов на незнакомый номер.
И шиплю, как от оплеухи. Исходящих звонков в сегодняшнем списке нет.
Глава 31
Не могу уснуть, и голова пухнет от вопросов.
Я извинилась за прошлые заскоки и призналась в любви. Мы прояснили все недоразумения и провели вместе запредельно кайфовую ночь, от которой до сих пор легкое похмелье. После такого невозможно обходиться друг без друга ни минуты. Так почему он не позвонил и не пришел?
Робкие подозрения разрастаются до размеров вселенной. Ублюдок снова меня обманул… Воспользовался тем, что само пришло в руки, и быстренько свалил.
Все это мы уже проходили, но я снова поверила и наступила на те же грабли. И с потрясающей легкостью кинула подругу — словно увела из-под носа не парня, а брендовые сапоги на распродаже.
Я разбита и растеряна — верчусь на так и не сложенном диване и пялюсь в темный потолок.
Может, я сделала что-то не так — была слишком скована и неопытна? И он решил, что ему ни к чему бревно… А вдруг он вернулся к Кате, и завтра преспокойно пригласит ее поразвлечься на шелковых простынях в доме тетки?
Нет же… Он позволял вить из себя веревки, был теплым и нежным, смотрел и целовал искренне. А еще здесь, на этом диване, чуть не отправил меня на тот свет, и сам едва не отправился следом… Разве нормальный человек способен так сыграть?
Страх холодными пальцами дотрагивается до кожи. Что-то точно случилось. Если бы все зависело лишь от его желания, он сейчас был бы здесь, со мной.
И я наконец понимаю, что изводит и тревожит меня с момента, когда я увидела его в «Бессоннице».
…На «Адской вечеринке» он показался мне сломленным.
Вспоминаю все его сумасшедшие выходки, едкие отповеди, странные шутки и тоску в глазах и вдруг с предельной ясностью осознаю: таким он был всегда.
За циничными словечками, непонятными намеками и необъяснимыми поступками скрывалась обреченность.
Хватаюсь за эту мысль как за соломинку — если есть обстоятельства, мешающие нам быть вместе, я помогу ему справиться. Я верю ему. Просто верю, и все. Потому что нового предательства в его исполнении не переживу.
Тикают часы, предметы обретают очертания, серое утро заглядывает в окно.
Вылезаю из-под тяжелого пледа и отправляюсь в ванную — умываюсь, чищу зубы и пугаю себя бледным отражением в зеркале. Хочется упасть на кафельный пол и разрыдаться от бессилия, но я держусь и даже улыбаюсь — хотя улыбка выглядит жалко и странно.
Сегодня меня ожидает еще одно испытание — встреча с Катей. Мы никогда не ссорились из-за парней, пока Харм не столкнул нас лбами.
Прислонившись плечом к дребезжащему стеклу, трясусь в переполненном автобусе, а снаружи стеной валит снег. Ежеминутно достаю из кармана телефон, но его экран остается черным. Пропущенных звонков нет…
Подступы к корпусу расчищены трактором, зато лавочки в сквере превратились в сугробы — теперь уже до весны. Малиновый «Mini» Кати скучает у крыльца прямо под знаком «Парковка запрещена».
Поправляю шарф, прячу руки в карманы и замираю посреди снежной круговерти. Еще совсем недавно мы каждое утро вываливались из этой маленькой машины и, благоухая дорогими духами, направлялись на пары, по пути во всеуслышание строя планы на вечер.
Прошло без малого полгода, но тогда я казалась себе значимой, неотразимой и красивой, и впереди была целая жизнь — размеренная, обеспеченная и спокойная, а сейчас…
Если бы я знала наперед, чем все обернется, стала бы разговаривать с Хармом на пустой остановке в то июльское утро? Ответ очевиден и сокрушающе прост: конечно бы стала.
Тяну на себя массивную дверь, сдаю пальто в гардероб, пробираюсь к аудитории, глубоко вдохнув, вхожу, и из груди вырывается нервный смешок.
Поперек моей парты красуется размашистая надпись «ШЛЮХА».
Катя сидит в кругу девчонок, которых всегда презирала за лизоблюдство, и те заискивающе заглядывают ей в глаза. Судя по опухшему лицу, подруга проплакала больше суток. Она прищуривается, мгновение уничтожает меня взглядом и громко хохочет над тупой древней шуткой, изображая полнейшую незаинтересованность.
Сажусь за самую последнюю парту, откидываюсь на жесткую спинку и смотрю в окно.
