и давай тянуться, что есть силы, на благо всей семьи. А мастерица какая!
— Опять меня хвалите, — раздалось от калитки.
Полина Яковлевна оглянулась. Оттуда шла высокая, статная русоволосая красавица. Косу, видать, она никогда не стригла. Волосы были собраны на макушке в огромный конский хвост, и хитро сколоты шпильками, образуя корону. Да и выглядела девушка истинной королевой. Старики при виде ее сразу смягчились, заулыбались.
— Это у них привычка такая, хвалить нас, — сказала Соня. — Ладно, пойдемте в дом. Я торт купила, чай пить будем.
К концу недели Полина Яковлевна совсем освоилась в новом доме. Многочисленные цыганские родственники помогли с переездом и наведением порядка.
Малушке пришелся по душе маленький, красивый домик, где раньше играли Лада и Люба. Площадку для них дед оборудовал — загляденье. Рядом с домиком стояли металлические качели и большой гриб, где можно было играть в тени. Скоро у Ромалы собиралась детвора со всей округи. Лайма долго обвыкалась на новом месте, но она столько лет верой и правдой служила своей хозяйке, что, видимо, решила, что коль та рядом, то и ей здесь будет житься неплохо.
Глава 16.
Первого сентября Полина Яковлевна с Яшей отвели Ромалу в новую школу. Накрахмаленные банты топорщились колкими углами, белоснежный фартук и огромный букет астр, из-за которого выглядывала восторженная девочка, навевали бабушке воспоминания о том, как в первый класс пошла Света. Яша смотрел на счастливую дочь и видел грусть в глазах тещи.
— Ты чего, мам? — спросил он, услышав очередной вздох.
— Смотрю на Малушку нашу, а вспоминаю Свету. Быстро выросла наша девочка, вот в школу пошла. Ох, Яша, оглянуться не успеем, как заневеститься Ромала. Жаль только, мама ее этого не увидит, — ответила женщина и всё-таки не выдержала, навернулись на глаза предательские слезы. Отвернулась, промокая глаза платочком, чтоб внучка — не дай Бог! — не увидела. Яша вздыхал рядом и молчал. Потом тронул тещу за плечо:
— Она видит всё. Видит и радуется, — сказал твердо парень, глядя прямо в глаза Полины Яковлевны. Женщина, хоть и хотела, но возражать не стала. Верит во всё это, ну и пусть верит. В свое время она даже не стала возражать против крещения Ромалы, как и против нательного крестика, что носила внучка. Вот только уши она не разрешила проколоть:
— Мала еще, ни к чему, — сказала женщина. Яша спорить не стал.
Жизнь покатилась по накатанной колее. Когда Ромала пошла во второй класс, бабушка отвела ее в музыкальную школу. В тот же день в доме появилось пианино. Помимо этого, девочка еще ходила на занятия в балетную школу, пела в хоре и с удовольствием участвовала во всех школьных мероприятиях. Яша старался не пропускать ни одного спектакля или концерта, где принимала участие дочь.
С приходом перестройки он сумел выкупить пару киосков на вокзале и теперь занимался торговлей. Полина Яковлевна работала бухгалтером в хлебопекарне. После того, как Яшу обманул нанятый им человек, теща взялась за дела зятя. Парень был этому несказанно рад. А как женщину проводили на пенсию, она вела денежные дела многочисленных цыганских родственников. С годами она привыкла к черным глазам и белозубым улыбкам, даже понимать их стала. Те тоже приняли русскую женщину. А как не принять?! Знали ведь, случится что — не дай Бог — она всегда поможет. Одно терпеть не могла — пустых слов. Считала, коли сказал — обязан сделать, а сомневаешься, так и трепаться нечего. Да воровства на дух не переносила. А как-то раз жену Михаила — брата Яши, Марику — положили в больницу с маленьким сыном, так Полина Яковлевна забрала Анжелу, старшую, к себе, и та прожила у женщины почти два месяца. Яша удивлялся: девчонке было всего два года, а теща не побоялась взять чужого ребенка. Он даже высказал это вслух.
— Какая же она чужая?! — изумилась Полина Яковлевна. — Анжела — двоюродная сестра Малушки. И, глядя на тебя, я всё больше укрепляюсь в своем подозрении, что родных братьев и сестер у моей внучки не будет.
Яша сначала оторопел даже, потом нахмурил брови и только хотел высказать теще что-то по этому поводу, но та повела на него тяжелым взглядом, и парень отвернулся. Теща вздохнула.
— Тяжко, конечно, но жизнь-то продолжается. Вон Мишаня уж женился, а ты всё вдовствуешь, губишь молодость свою. Светочка, Царство ей Небесное, была такой славной, но… Яша, ее уж семь лет как нет.
— Она есть, — глухо ответил парень, отвернувшись, — она в моих мыслях, в моем сердце. Когда я закрываю глаза — вижу ее. Вижу свет, чувствую тепло и знаю, что она всегда — ежесекундно — рядом! Я всем своим существом ощущаю ее присутствие. Уж так сложилась судьба, но я однолюб. Светы нет — другой не надо. Ромала вырастет — поймет.
Слова ему давались с трудом. Он выговаривал их так, будто впервые произносил, будто пересиливал себя. Дня не прошло в его жизни, чтоб он не думал о жене, так безвременно ушедшей. Лежал бессонными ночами в одинокой постели и порой гладил то место, где обычно спала Света. И виделось ему в полумраке ночной комнаты облако белокурых волос на соседней подушке. Не было у него до Светы другой женщины и после не будет… И тут парень услышал сдавленные рыдания за своей спиной. Полина Яковлевна, всегда держащая себя в руках, плакала, уткнувшись в портьеру. Яша бросился к ней.
— Мам, мам, ну, ты чего это? — приговаривал цыган.
Теща трясла головой, но успокоится всё никак не могла. Парень обнял ее и молчал, радуясь тому, что Ромала убежала к подружке и не видит этого.
— Прости, сынок, прости, пожалуйста, — кое-как проговорила женщина, утираясь передником. — Вроде бы ничего-ничего, а потом как прорвет. Знаю, что тебе тоже не сладко. Ты уж прости меня, лезу к тебе. Свету жалко, тебя жалко, а уж Малушку и подавно. Гляжу на нее и боюсь: страшно, когда ребенок в семье один. Вот погоди, пройдет год-другой, глядишь, и твоя рана зарубцуется. Приглянется кто-нибудь, и у Ромалы братья-сестры будут, а у меня внуки. Поди, не станете делить на моих и ваших, а?
Зять улыбнулся уголком рта, глаза же оставались печальными.
— Ну, уж коли дойдет до детей, то делить не будем, — пообещал он.
