тут Саша спокойно появляется, как лечащий врач. Можем побыть вдвоем. Вернее впятером, он и еще четыре женщины в моей палате.
- Нашел что-то? - киваю, когда остаемся наконец одни, девчонки из палаты уходят на ужин.
- Вроде бы след его есть, а самого нет. Я в частные клиники запросы сделал, нет никого такого. И я там спрашивал не официально. Новых по твоему описанию не поступало.
- С ним что-то произошло, это точно. А они боятся сказать, потому что я могу договор расторгнуть и оставить детей себе.
- Я ищу и милиция ищет. Найдем твоего брата.
На следующий день хочу прогуляться с девочками на улицу, но меня не отпускают. Медсестра мертво стоит в дверях. С моим диагнозом только лежать. Приходится согласиться и вернуться в палату.
За окном уже листья почти облетели с деревьев, солнце светит так ярко. Может, это последние теплые деньки бабьего лета, а мне нельзя по улице походить. Только лежать заставляют.
Дверь приоткрывается тихо, я замираю и расслабляюсь. Саша.
Улыбаюсь ему. Всегда хочется улыбаться, когда он рядом. В наших отношениях не было букетов и конфет, у нас были встречи украдкой, тихие ужины у меня, много взглядов и касаний.
- Привет, есть новости.
Скорее обреченно, чем радостно. Поднимаюсь на подушке и усаживаюсь на кровать. Рукой поглаживаю живот.
- Какие новости?
Саша наклоняется и сперва целует в губы. Долго и глубоко. В каждом движении, в каждой секунде чувствуется, как скучал.
- Я просто обещал тебе рассказать сразу. Если не расскажу, ты ведь не простишь, что бы это ни было.
- Саш, не томи, рассказывай.
- Вот адрес.
Ряд восемьдесят пять. Место пятьдесят один.
- Это что? Я не понимаю. - Саша молчит и тянет время. - Кинотеатр или что? Дачи какие-то? Что за ряд?
Саша опускает глаза и выдыхает.
- Это кладбище.
Не верю. И так просто в это не поверю.
- Какое еще кладбище?
- Я не знаю, мне дали этот адрес. Сказали там тот, кого я ищу.
Вот так значит. Без “пока” и “прости, сестра”.
- Поехали туда, - решительно поднимаюсь.
- Кать, ну какое поехали? Ты в больнице лежишь на сохранении, бегать по кладбищу сейчас не самое лучшее лечение.
- Мне надо посмотреть, кого они там хоронят. Я не верю, что там Кирилл. Он бы не ушел просто так. Это все какая-то подстава.
- Это не похороны, Кать, он уже похоронен.
- Да? Где документы? Где бумаги? Почему мне никто не сообщил? Мы поедем туда, а потом я дальше буду лежать.
- Беременным нельзя - плохая примета.
- Куда уж хуже, Саш. Я сама уже как плохая примета. Едем. - Оседаю назад на кровать. - Только меня не отпустят.
- Правильно, я сам тебя не возьму. Тебе нельзя волноваться. Подумай о детях.
- Я себя уже хорошо чувствую. И на автобусе доеду, если ты не возьмешь.
- Вот как тебе что-то рассказывать! - Он закатывает глаза и машет головой.
- Саш, - беру его за руку, - ты мне говоришь, что у меня брат на кладбище. Пока сама не увижу, не поверю, но если останусь тут, то ты потом невроз еще лечить мне будешь.
Смотрит на меня и усмехается.
- Что?
- Нравишься ты мне, но кроме кого-то еще, надо и о себе думать.
- Саш, Сашенька, ну на часок съездим, потом вернёмся. Потом, обещаю, буду лежать столько, сколько скажешь.
- А если там он, твой брат? Если он все же погиб или умер?
- Не знаю, не верю. Думаю, это ошибка. Не может вот так все закончится. Моя жертва, получается, была бессмысленной? - смотрю на свой живот. - Я даже плакать не могу. Видишь? Я не верю. Это ошибка какая-то. Только мимо медсестры сбежать надо.
- Я сам тебя ей сдам.
- Саш, ты уйдешь, я все равно сбегу и туда поеду. Ты же знаешь. Может, лучше ты сам? Чтобы не переживать потом, где я? Кладбище же не лучшее место для беременных?
- Кошмар, ты упрямая.
- Иди, отвлеки медсестру, я сбегу. Встречаемся на стоянке.
Дрожащими пальцами едва касаюсь небольшого холма из песка. Не чувствую его температуру, просто шероховатое что-то. Свежее. Недавно насыпано.
Наверху одиноко две гвоздики, как насмешка над традицией. Крест, на котором на один гвоздь прибита табличка и рукой написано: “Герц Кирилл”. Даже без отчества. Последнее место в ряду, как отброс.
Прикрываю глаза, ветер режет холодом по щекам, смахивая слезы.
- Кать… - Саша за спиной шепчет на ухо, обнимает, согревает.
Я не могу руки оторвать от могилы. Хочу почувствовать хоть что-то. Он там или нет? Если он, почему мне не сказали? Я же сестра. Я имела право попрощаться. Я имела право знать.
Если не он? Зачем это все?
Зачем? Зачем?
- Зачем? - произношу вслух. - Нет. Он не мог. Не мог вот так со мной. Я же все для него. Я ради него… Какой бы он ни был, но он любил меня, а я его. Мы одни друг у друга были. Он бы не оставил меня вот так. - Как заклинание или проклятие шепчу про себя.
- Кать, все шло к этому.
- Он же обещал! Обещал, что все решил! Что теперь все изменится! Что я должна ему помочь, и мы справимся!
- Тише, Катюш…
- Нет, не верю… - отталкиваю его и начинаю разгребать руками песок.
Он больно под ногти забивается, рыхлый только сверху.
- Катя, перестань, - Саша обхватывает и сдерживает.
- Я не верю! - Срываюсь на крик, - Хочу увидеть тело! - пальцы горят, кожа исцарапанная ноет.
- Катя, его нет больше, Катя, он сам так решил, - Саша оттягивает и прижимает к себе.
Слезы вырываются с воем из меня. Грудь сдавливает от осознания, что на этом все. Он теперь там будет, с мамой и папой, я тут одна.
- Я не справилась, не уберегла его, я к ним хочу, к маме с папой хочу. - В груди не просто пустота, там дыра, которая затягивает и нашептывает разные ужасные вещи.
- Катюнь, тише, пойдем отсюда. Тебе тут не место. Я говорил, что это плохая идея.
- Мне место рядом с ними, - шепчу, сопротивляясь тому, что он меня поднимает.
- Твое
