оказалось плевать.
— Закрой рот! Он ищет меня!! И найдет! А ты останешься здесь, потому что тупо боишься сказать всем, как есть. Потому что трусиха!
— Думаешь я не говорила! Думаешь я не пыталась! Думаешь я не убегала!
— Плохо пыталась! Из-за таких как ты, насилие и процветает в мире!
— Из — за таких как ты! Таких, которые не чувствуют, когда нужно остановиться! — тычу пальцем в телевизор. — Таких, которые уверены, что им ничего не будет. Сколько тут было людей до нас, ты слышал хоть об одном? И ему никто ничего не сделал! Никто даже не знает, кто он такой!
От крика нечем дышать, Демьян и сам сглатывает.
— Недавно нашли какую — то блондинку. В лесу.
— Рядом?
— Да. Так что его давно ищут…
— Знаешь почему не найдут, потому что все его жертвы никому не интересны. А вот если убьют Демьяна Одинцова, то шум поднимется на всю страну.
— А может это ты? — вдруг щурится он. — Ты со своим отцом садистом заманиваешь этих овечек, играешь с ними, убиваешь их. Может это ты маньяк?
— А может ты? Ты же сам меня в машину свою заманил, в гонки играл, наверняка твои дружки сейчас все снимают.
— Нахер бы я себя голодом морил!?
— Да может у тебя где-то что — то припрятано!
— А может у тебя!? — уже орем, словно к драке готовимся. Он рукой в горло мне вцепляется, я ему в лицо ногтями.
Нас прерывает стук.
Уже знакомый, страшный стук.
Мы отходим друг от друга. Поворачиваем головы. Я почти чувствую, как испуганно бьется его сердце. В унисон с моим.
Демьян коротко жалит взглядом и идет к чертовой коморке, скрип двери которой кажется въелся мне под кожу. Я сама шагаю туда, в натянувшем нервы ожидании. Жду. Прислушиваюсь.
Мой сокамерник выходит с очередной коробкой. Мельком мотрю на три предыдущие. Сколько их там у него.
— Что там?
— Хотел у тебя спросить.
— Прекрати!
— На, читай, — пихает мне лист, а сам есть идет.
— Что ты делаешь?
— Жру, что не видишь, — набивает рот печеньем. — Все равно скоро он даст еще.
Я быстро пробегаю взглядом по листу, не совсем понимая, что за это за слова. Вернее, первый столбик вполне понятный, словно меню из кафе или ресторана, а вот второй…
— Не понимаю, что это?
— Цена блюд. Лично мне нравится жареная курочка.
— Анальный фистинг? Это что такое?
— Это когда я тебе кулак в задницу запихаю, — усмехается она, а я лист бросаю, словно он ядом пропитан.
— Какая гадость!
— Да ладно, не пугайся так. Я тоже не любитель такого, — он облизывает пальцы от крошек, поднимает лист. — Смотри, тут есть видео игра, а есть косячок. Курила, когда — нибуль? Уносит башню только так. А вот еще, горячая вода, ммм… Кино можем глянуть. Прям романтик… А вот еще любая книга на выбор. В общем мужик подготовился.
Почему это все не вызывает улыбки, лишь желание помыться.
— Но зачем нам это все? Мы просто можем ничего не делать и ждать!
— Ах да, тут приписка. Если мы не пойдем на его условия и не будем трахаться, каждый час он будет чего — то нас лишать.
— Хах, — смех рвется. — Да чего еще нам можно тут лишить? Воды, еды, света? Нас уже не испугать!
Да ведь?
— Ну… Я там тебе сыра оставил с хлебом. Поешь, а то, кто знает, что придет в его больную голову.
— Ну что, например!
— Да все что угодно! — орет он, подходит близко и шипит в лицо — Вот ты, например, орешь много, было бы неплохо, если он лишит тебя языка.
— Полная чушь! Для этого ему надо как минимум войти сюда. А если он войдет, мы его схватим. Или ты начнешь с ним говорить?
— Нет, разговаривать с ним я точно не планирую, — в голове яркие картинки того, как можно заставить человека страдать.
— Ну вот и все, волноваться не о чем. Я точно не планирую становиться порно актрисой за еду. Мне голодать не привыкать.
Она отворачивается, укладывается на кровать, а я смотрю на ее светлое платье, удивительным образом починенное, на копну спутанных волос, которые она так и не дала расчесать, на изогнутую гитарой спину. Ощущение, что падаю. Ощущение, что давно на самом дне. Я уже на все согласен, я уже хочу испытать весь спектр эмоций, которые подарил мне единственный половой акт с Асей, хочу ее снова. Вопрос теперь только в том, что сделает этот урод, чтобы она согласилась.
Побродив немного по комнате, тоже укладываюсь в кровать. Я еще никогда столько не спал. Словно это поможет сохранить разум, словно мы в поездке и если поспать, то конечная точка станет ближе. Только вот вряд ли это может, если мы движемся по кругу, а станций не существует больше.
Ася открывает глаза, тут же отворачивается, поворачиваясь ко мне свой тощей задницей. Только вот сейчас она такой не кажется. Острый изгиб привлекает внимание, а задравшееся платье дает обзор на белое бедро с красным пятном от моей руки. До сих пор осталось, хотя мы и поспать уже успели. Я сглатываю слюну и тяну руку, приподнимаю подол, чтобы посмотреть, есть ли еще пятна, а может быть еще сочится кровь?
Тут же получаю по руке ладошкой.
— Руки свои держи при себе! Мне одного извращенца хватает, — выдергивает она из-под меня одеяло, накрывается. Через несколько минут я слышу лишь ее спокойное дыхание. Вскоре засыпаю сам, плавая в странной дреме теней и света. Вспоминается почему — то наркоз после того как меня в больницу забрали с аппендиксом. Кажется, что меня снова везут на каталке, снова перед глазами мелькают белые лампы.
Открываю глаза резко, от пронзительного крика.
— Мои волосы! Господи, мои волосы!
Подрываюсь и вижу, как повсюду валяются волосы Аси, белые пряди, которые снегом падают с ее головы, оставляя лишь плохо обрезанное каре.
— Демьян! Он обрезал мои волосы! Ты видел кого — то? Как он сюда зашел?! — она падает на колени, ревет, собирая кучку светлых, спутанных волос. — Демьян, я же их всю жизнь растила! Мои волосы!
Сползаю с кровати, сажусь рядом, глажу по голове…
— Я же тебя предупреждал, Ась. В этой ситуации, лучше слушаться и действовать сообща.
— Это ты… — поднимает она заплаканное лицо, смотрит дико, с отчаянной ненавистью. — Это ты сделал? Ты обрезал их!
— Нет, не неси хуйню! Нахрена мне это делать?!
— Это ты! Чтобы согласилась, чтобы легла
