к себе, вообще забудет, что такое сон. Спать будет разве что на работе. И восемьдесят процентов нашей бессонной программы будут явно не поцелуи.
Мария если в Египет не передумала замуж выходить, пусть за двоих поработает.
Я уже забронировал столик в ресторане, заказал цветы. Их привезут в ресторан, чтобы я не таскался.
На сегодня у меня грандиозные планы на Василису — я снял люкс в лучшей гостинице города. В лучшей из тех что есть, ясное дело. Ну вы поняли.
Сгонял домой, то есть к деду. Выгулял собак, помыл им лапы. Сам с наручных часов глаз не сводил. Сложил в сумку чистые вещи, станок, пену для бритья. Подумал немного и гель с шампунем тоже положил.
— Ты куда собираешься? — подозрительно щурится дед.
— В больницу, — вру и не краснею.
— Так ты ж там сегодня был? Что это ты туда так зачастил? — ревниво интересуется.
— А почему нет? В больнице хорошо, душ есть.
— Душ! — фыркает дед. — Знаю я, какой там у них душ!
— Какой бы ни был, — хмыкаю, — меня устраивает. Никто над душой не стонет и воду не перекрывает.
— Вот и хорошо. Вот и правильно, — кивает дед. — Дома экономить надо. И духами своими тут уже все завонял. Шуруй, а я пока в магазин схожу, молоко закончилось и картошка.
— Может я картошки привезу? Или доставку закажу? Тебе тяжело носить, — руководствуюсь самыми лучшими побуждениями, но по обыкновению открываю портал в ад.
— Это на кого ты намекаешь? Кому тяжело? Хочешь сказать, что я старый и немощный? — грозно надвигается дед, и я сразу иду на попятную:
— Все, все, дед, брейк. Ты самый молодой и мощный. Я пошел, на ночь не жди, — проговариваю скороговоркой и бегом выскакиваю за дверь. Скоро должна позвонить Василиса, а мне надо еще принять в гостинице душ и переодеться.
Успеваю минута в минуту. Уже застегиваю ремень на джинсах, когда приходит сообщение от Василисы.
«Я уже освободилась».
Представляю, как она облизывает губы кончиком розового влажного язычка, когда набирает это сообщение, и поправляю оттопырившуюся ширинку. Как невовремя я это вспомнил!
Уже через десять минут въезжаю в ворота больницы и с удовольствием рассматриваю тонкую фигурку девушки, спускающейся ко мне по ступенькам.
— Привет, — она смущенно кивает, и я очень стараюсь ничего такого не представлять.
— Поехали? — дожидаюсь улыбки и кивка, и трогаюсь с места.
— Давид, все время забываю спросить. Ты где живешь? — спрашивает Василиса, глядя на дорогу перед собой.
Только собираюсь ответить «В жопе мира», но вовремя прикусываю язык. Если я сейчас скажу, что живу у деда, то как потом предложить ей поехать в гостиницу? Она сразу поймет, что я все спланировал заранее и тогда, уверен, пойду я нахуй так, как еще в жизни не ходил.
— В гостинице живу, — отвечаю как можно более убедительно. — Где ж мне еще жить, если я не местный?
— Да? — протягивает Василиса, как мне кажется, с некоторым разочарованием. — Правда?
— Правда, — говорю уверенно. — А почему ты спрашиваешь? Хочешь посмотреть, как я живу? Так поехали, прямо сейчас!
Для убедительности демонстрирую полную готовность начать разворачивать машину прямо посреди проспекта. И ебись он конем, тот ресторан.
Но девчонка морщит носик и отрицательно мотает головой.
— Скажи, Давид, а у тебя тут нет никаких родственников? — снова спрашивает в лоб. Понять бы только, к чему этот допрос.
Перед нами возникает затор. Притормаживаю, выглядываю в окно, чтобы выяснить причину. На дороге странная движуха, там собралась целая толпа, возле которой останавливается полицейская патрульная машина.
— Ты хочешь познакомиться с моими родственниками? — поворачиваюсь к Василисе, пробуя отшутиться. Но она чересчур серьезная.
— У нас на патронаже в отделении дедушка один есть, тоже Байсаров Давид Данилович. Ему Машка уколы ходит делать, меня недавно просила подменить. Ты его случайно не знаешь… Да вот же! Это же он! — она привстает с сиденья и показывает в окно.
Мы как раз медленно ползем мимо собравшейся толпы. Слежу за рукой Василисы. И холодею.
Посреди толпы стоит мой дед с авоськой в руках, в которой видна картошка и бутылка молока. На асфальте сидит мужик, закрывая голову руками, второй отползает на четвереньках, а дед лупит их по очереди картошкой и орет во всю глотку:
— Волки позорные! Блядское ворье! Чтоб у вас руки отсохли! Сволочи! Я вам сейчас покажу, как у пенсионеров последнее отбирать!
Мужик на асфальте плаксиво ноет:
— Дедушка, ну хватит, мы больше не будем!
— Я вам покажу, не будем! А ты куда уползаешь? — кричит дед и дает поджопник отползающему мужику. — Назад ползи, оползень ты ебучий, сейчас полиция приедет!
Со всей дури лупит мужика по спине картошкой, тот взвивается от боли.
— Дед, ты что, совсем озверел? — гаркает он на деда, но наблюдающая с интересом толпа быстро закрывает ему рот.
— Ты скажи спасибо дедушке, что он тебя не убил!
— Дедушка слишком добрый!
— Давай, дедуля, жги!
Мужиик охает и ложится на асфальт.
— Он мне спину сломал! — жалобно стонет, но жалеть его никто не собирается.
— Так тебе и надо!
— А что ты хотел? Умный какой, у пенсионеров кошельки воровать!
— Мало тебя дед приложил! Наверни ему, дедуля, чтобы на всю жизнь запомнил!
Сквозь толпу проталкиваются полицейские, а мне уже вовсю сигналят машины сзади.
— Так ты его знаешь, Давид? — переспрашивает Василиса, внимательно вглядываясь в мое лицо.
Это пиздец. Просто полный пиздец.
— Впервые вижу, — буркаю сердито и давлю на газ.
* * *
Отличная еда и присутствие Василисы поднимает настроение с нуля.
Конечно, плохо, что я ее обманул. И про деда не сказал, и соврал про гостиницу. Но тогда бы мне точно не светил ни ужин с Василисой, ни надежда на продолжение вечера.
Я скажу. Все ей скажу. Да она сама поймет, после первого же оргазма. Я просить прощения буду, что сразу не сказал. Надо, на колени встану. Простит, куда денется.
А сказать сейчас, про секс точно можно будет забыть. Она такая, Василиса моя, принципиальная.
— Поехали, по городу покатаемся, — предлагаю девчонке. И улыбаюсь так, одним уголком губ.
— Поехали, — кивает Василиса, заправляя прядь за ушко.
Мне кажется, или она тоже на меня так странно смотрит. Как будто ждет чего-то.
А что там ждать? Ясно, что доезжаем мы до соседнего с гостиницей переулка. Ставлю машину на ручник, выключаю двигатель и вдавливаю девчонку в сиденье.
— Я знаю, что должен сказать кучу всякой романтической хрени, — бормочу прямо ей в губы, — но я уже на таком взводе, что еле держусь. Давай я тебе потом все это скажу, а? Клянусь.
