— А мы без полотенец! А с волос капает и за шиворот затекает! — снова пояснила хриплоголосая.
— Ну и я поорала еще немного, — продолжила мелкая, — мол, Ванечка, спаси — помоги! Принеси полотенец, а минут через пять, устала орать и как дверь со всей сил, и в глаз.
И девчонки разом прыснули
— Прости, Вань! — покаянно заявила Элька. — Мы же не знали, что ты под дверью стоял и ждал, когда мы руки высунем. А я со всей силы дверью как дала. И ему в лоб! А тут и ты пришла! Все видела!
И она замолчала, предоставляя Дарине додумать остальное. Она и додумала.
— Ладно, — сказала Горянова, вставая, — по крайней мере, все живы! Располагайтесь, девочки, в зале. А Вы, больной, — перевела она взгляд на Ивана, — со мной остаетесь, буду за вашим фингалом следить неотрывно.
Пока она говорила, девчонки уже смотались в комнату, туда же, судя по всему, намылился и мажорчик.
— Герман, — остановила его в дверях Горянова, — ты остаешься здесь, с нами. Надеюсь, макароны умеешь варить?
— А я думал, что буду развлекать юных прелестниц… Они же полдома разнесут, если за ними не приглядывать. А ты, теть, — он снизил голос до бархатного и сделал загадочное выражение, — тут без лишних глаз поворкуешь.
— Дарин, а кто это? — наконец спросил Иван, убирая ото лба лед.
Германа вопрос развеселил, потому что на его лице появилось такое гаденькое, такое ехидное выражение, что Горянова немного притормозила с объяснениями. Но тут, как назло, снова из комнаты привалили за чем — то на кухню девчонки, как раз к немой сцене. Горянову так разозлила собственная нерешительность, свое смятение, что она рявкнула при свидетелях, не подумав:
— Это? Это Герман. И он… он будет здесь жить.
Мажорчик, откинув голову, звонко захохотал.
— Фига се! — выдала хриплоголосая. — Ты же говорила, что у вас нет братьев.
— В смысле — жить?! — завопили одновременно Иван да Элька.
Спелись, однако!
Глава 19
Горянова давно не чувствовала себя так отвратительно. Она вообще с детства ни перед кем не оправдывалась, ну, может, только иногда перед бабушкой Бану, но очень редко. И то, это не было в полном смысле оправдание. Это было желание доходчиво пояснить причины своих поступков. Ведь оправдываются те, кто хочет быть лучше в глазах других. А Горянова себя любила и принимала такой, какая есть, с первых, осознанных дней своей жизни (детский сад не в счет). Поэтому она пыталась сейчас нащупать верный тон. Но он никак в голову не приходил, потому что с двух противоположных концов комнаты на нее смотрели цепким, возмущенным взглядом два близких ей человека. И их совместный вопль вот уже целую минуту звенел у нее в голове.
— Не понимаю, в чем проблема? — начала зло Дарина, сразу догадываясь, что делает стратегическую ошибку. — Вообще — то, это мой дом! — она попыталась исправиться, но ничего лучше не придумала, как сказать. — Это Герман, и да! Он будет здесь жить! Целых три дня. До воскресенья… Вопросы есть?
— Конечно, — тут же кивнула Элька, — мальчик, а ты школьник?
Мажорчик, который стоял рядом с белокурой бестией, перевел развеселившийся взгляд с Даринки на мелкую, смерил ее оценивающим взглядом и… добавил уголька в пекло:
— Мне уже можно, зайка, не беспокойся. Я взрослый… и люблю девочек постарше… — он эротично мазнул пальчиком по носу растерявшейся и даже слегка покрасневшей Эльки.
— Да ты нахал! — выдохнула она.
— Ага! — перешел на шепот мажорчик, придвигаясь к ней ближе. — Подо мной многие так говорят…
— Герман! — осадила его Горянова. — Эротическая реклама в этом доме под запретом!
— Не вопрос, теть! — и он, отодвинув замерших девчонок плечом, вышел из кухни.
— Так он ваш племянник? — уточнила хриплоголосая.
— Мг! — ответила Горянова. — Внучатый!
— Действительно, племянник? — с большой надеждой в голосе переспросил Иван.
Горянова не ответила, но ее губы уже по привычке сами сложились во вполне угадываемое матерное слово в шесть букв и два закрытых слога.
Элька между тем смотрела на сестру внимательно, и было видно, что она всерьез подумывает дальше развить эту опасную тему внутрисемейных липовых отношений. Ее так и подмывало поставить любимую старшенькую сестру в положение достаточно неловкое. Вот Элькины глаза сверкнули, и Горянова кожей ощутила, что сейчас случится буря. Но мгновение, другое — и мелкая опустила ехидный взгляд.
— А где наш с тобой племянник сегодня спать будет? — спросила она, чему — то своему улыбаясь.
— В зале, конечно же!
— А мы? — удивленно выдохнули разом трое девчонок.
— В смысле? — не поняла Горянова. — Вы здесь ночевать собрались что ли?
— Так вещи же в стирке! И за окном не август, а ноябрь! — рассерженно громко возмутилась Элька.
Горянова усмехнулась. Все было именно так, как она и предполагала. И если еще несколько минут назад она уже почти списала все произошедшее на непредсказуемый случай, то сейчас готова была руку отдать на отсечение, что это хорошо продуманный коварный Элькин план.
— Проблему с одеждой мы решим! — сказала она сестре жестко. — Тебе не привыкать тырить мои вещи. И такси оплатим. А вот с девчонками посложнее, но их я вполне могу оставить на ночь, если, конечно, их устроит комнатное соседство с любвеобильным Германом. Кстати, предупреждаю, у меня только одно гостевое ложе. Так что выбирайте: либо пол, либо Герман и диван. Надеюсь, девицам за двадцать не придется поутру страшиться за поруганную девичью честь? Но если что — кричите, мы всегда придем на помощь.
Розовощекая Элька смотрела на сестру в упор, словно что — то хотела ей сказать на невербальном уровне. Но, к счастью, Даринка мысли читать не умела. Сестра стояла мрачная, даже как — то побледнела немного, она сжала губы в тугую горькую линию и растерянно переглянулась с девчонками. А Горянова мысленно поставила себе пять баллов и искренне размышляла, зачем Эльке этот дешевый театр. Как вдруг… Мелкая подняла на Даринку полные непролитых слез глаза.
— Мне некуда идти! — с каким — то яростным вызовом крикнула она.
Даринка кашлянула. Что — то затягивался весь этот цирк. Но Элька… как — то сейчас мелкая выглядела по — настоящему расстроенной. И это настораживало.
— Она с родителями поссорилась, — тихо пояснила вторая гостья, та, которая молчаливая…
Даринка словам не поверила и саркстично уточнила:
— Елена Артемовна на Вас гневаться изволили? Вы пользовались ее бриллиантовым гарнитуром без спроса, вынося мусорное ведро в район Дома офицеров?
— Нет! — мрачно выдала сестра и, копируя ехидный Даринкин тон, добавила. — Александр Айгирович велел сказать, чтобы я ему на глаза не попадалась.
— Чем отца допекла?
Элька молчала, кусая губы и опуская глаза в пол.
— Чем отца допекла? — снова повторила Горянова, и это вышло так яростно, что Ивану пришлось аккуратно тронуть ее за рукав.
— Не кричи! Просто выслушай девочку!
Даринка отмахнулась. А Элька вздохнула и призналась:
— Я в академ ушла…
— На последнем курсе бакалавриата? Умно! Подожди… — Горянова быстро соображала, — а разве папа тебе денег не давал на оплату этого семестра?
Элька отвернулась и куда — то вбок прошептала:
— Давал…
— И?
— Что и?! — с вызовом закричала белокурая бестия. — Я их потратила!
— На что?!!!
— Твое какое дело?
Горяновой хотелось схватить эту поганку и хорошенько потрясти, чтобы вся дурь, скопившаяся у нее за двадцать один год, выскочила. Она даже потянулась вперед, но тихий Ванин голос решил все быстрее:
— Сегодня оставайся, Эль, — сказал он веско, — а завтра поедешь домой мириться…
Элька радостно вспыхнула и прямо на глазах расцвела: разулыбалась, засияла глазами и выскочила из кухни.
— Зачем?! — только и смогла выдохнуть Даринка.
