— Я тут подумал, — говорю я.
— Правда? Опасная вещь, — шутит она.
— О будущем.
Она напрягается, и я проклинаю себя за то, что заговорил об этом слишком рано. За то, что испортил момент.
— О чем?
Она садится и начинает одеваться. Темнота и длинные волосы скрывают ее лицо, поэтому я не вижу выражения, но ее плечи напряжены.
Я тоже сажусь и натягиваю одежду. Это кажется неправильным, как будто мы отдаляемся друг от друга и надеваем броню.
— Я подумал, что мы с тобой могли бы...
Она стоит ко мне спиной, но я вижу, как она напряглась еще больше.
— Что?
— Быть больше, чем друзьями. — Я позволяю этому утверждению повиснуть в воздухе. Она ничего не говорит и не оборачивается. — Что с тобой? Ты повернешься?
Она поворачивается, и мне жаль, что она это сделала. Потому что ее глаза говорят мне, что она не заинтересована.
— Когда ты уезжаешь?
Я смотрю вниз.
— Мы могли бы общаться на расстоянии.
— Когда? — спрашивает она.
Я смотрю на нее.
— Возможно, в ближайшую неделю или две.
Она кивает и сжимает руки.
— Нет, спасибо.
Ее «нет» бьет меня в самое нутро.
— Почему?
Она не отвечает.
Чего она хочет?
Я жестом показываю вокруг.
— Ты хочешь, чтобы я остался здесь? Остался в Сентрвилле навсегда? Зачем тогда все это? Ты знала, что я уеду.
Она отворачивает от меня лицо. Когда смотрит снова, звезды в ее глазах исчезают.
— Зачем я тебя тренировала? — спрашивает она.
— Конечно.
— Для чего все это было? — уточняет она.
— Да, — говорю я. Что-то во мне хочет знать, хочет услышать, как она это скажет.
Она смотрит назад на подъездную дорожку, на дорогу, ведущую прочь отсюда.
— Ну. Это было не для тебя. И не для меня. Разбирайся с этим сам.
Меня поражает страдание на ее лице.
Я дурак. Это всегда делалось ради Бин. Все это не касалось меня. Или нас.
— Что это было? — Я жестом показываю на примятую траву. — Трах в благодарность? Прощание?
Она отворачивается и обхватывает себя руками.
— Прости. Мне жаль. Я сказал глупость.
— Нет, ты прав, — говорит она. — Извини.
Мы стоим всего в нескольких футах друг от друга, но я с таким же успехом могу быть уже в Калифорнии.
— Джинни. — Она поднимает на меня глаза, и я говорю ей то, с чего стоило начать. — Я люблю тебя.
Она закрывает глаза и вытирает слезу на лице.
— Пожалуйста, не надо, — говорит она.
— Почему нет?
— Потому что я не могу. Не могу рассчитывать на то, что ты всегда будешь рядом. И не могу доверять себе, чтобы пройти через это.
Я иду к ней. Обнимаю ее и прижимаю к себе. Она опускает голову мне на плечо.
— Я не хочу этого, — говорит она, — не могу быть больше, чем друзьями. Сегодня вечером это была ошибка.
Кажется, что моя грудь сейчас разорвётся, но я продолжаю держать Джинни.
— Хорошо, — говорю я. — Хорошо.
Мы стоим так еще мгновение, и я понимаю, что, скорее всего, это последний раз, когда ее обнимаю. Понимаю, к чему она клонит. Я знаю ее так же хорошо, как и себя, и понимаю. Один человек может нести только определенную нагрузку, и иногда мысль о том, чтобы разделить этот груз с другим, слишком пугает. Поэтому вы держите это бремя в себе. Я понимаю.
— Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, — произношу я.
— Я знаю, — говорит она.
И это конец.
Мы идем обратно к ее машине, и я придерживаю для нее дверь. Когда Джинни садится, звонит ее телефон. Она достает его из кармана.
— Это Энид, — говорит она. — Да? Что? Помедленнее.
Я наблюдаю, как ее лицо теряет цвет, и она смотрит на меня с растущим страхом.
— Я сейчас буду. Позвони в полицию. Я уже еду.
Она опускает телефон.
— Что случилось?
— Бин, — говорит она.
И я чувствую, что мир не закончился раньше, он закончился только сейчас.
— Она пропала.
Глава 20
Джинни
Бин не в своей кровати. Ее нет ни в другой комнате, ни во дворе, ни в доме. Она исчезла. Как только Энид сказала об этом, холодный страх охватил меня и наполнил ледяным ужасом. Я борюсь за то, чтобы продолжать двигаться, чтобы найти ее. Я не могу поддаться страху, потому что если это сделаю, то рухну. Я знаю это.
Где она? Где она может быть?
— Бин, — кричу я. — Бин, где ты? Я здесь. Бин?
Я слышу, как Энид зовет:
— Беатрис?
А Кларк кричит:
— Бин?
Лиам подбегает ко мне. Его челюсть сжата, и он выглядит испуганным. Я выгляжу так же? Я выгляжу так же испуганно?
— Ее здесь нет, — говорю я.
— Нет.
Мы обшарили всю квартиру, заглянули в каждый уголок дома. Мы искали везде.
— Где она может быть, — причитаю я.
— Сейчас приедет полиция, — говорит он. Но им придется добираться из окружного центра, а до него еще тридцать минут езды.
Я качаю головой.
— Мы найдем ее, — обещает Лиам.
Я поворачиваюсь к нему, и беспомощность, которую чувствую, заставляет меня сорваться.
— Если бы мы не... Если бы я поехала домой, когда собиралась.
Он качает головой.
— Нет. Ты не можешь знать.
— Да. — Я поворачиваюсь к нему. — Если бы я не осталась с тобой, Бин была бы в безопасности. Она лежала бы сейчас в постели.
Лиам выглядит так, как будто я ударила его. Как будто не верит в то, что я говорю. Но это правда. Это правда.
Я отворачиваюсь от него и бегу к Энид.
— Расскажи мне еще раз, что случилось.
Она кивает и вытирает глаза. Я никогда не видела, чтобы Энид плакала, ни разу в жизни. Вид ее слез пугает меня.
— Энид?
— Хизер приходила, — говорит она.
Я киваю.
— Так.
— Финик убежал после драки, и она не могла его найти. Она волновалась. Спросила, не заходил ли он.
— А он не заходил.
— Нет. Этот мальчишка постоянно попадает в неприятности с дружками на заброшенной мельнице.
— И что потом?
— Она плакала. Я успокаивала ее. Потом увидела Беатрис.
— Она стояла в дверях? — Я могу представить ее, смотрящую с широко раскрытыми глазами, беспокоящуюся о своем друге Финике.
— Верно. Она спросила, все ли в порядке с Фиником. Я сказала: «Ради бога, дитя, возвращайся в постель».
— А потом, когда ты проверила ее позже, Бин уже не было.
Лицо Энид сжалось, и она кивнула.
— Больше ничего?
Энид прижимает ладони к глазам, затем снова поднимает взгляд.
— Беатрис сказала Хизер, что она может найти Финика, потому что она... какая-то чепуха и бред... — Она поднимает палец. — Суперхоук.
Я резко делаю вдох.
— Скайхок, — произносит Лиам низким голосом.
По мне пробегает холодок.
— Она пошла спасать его, — говорю я. Бин вышла в полночь, чтобы спасти Финика. — На старую мельницу.
Я бегу к своей машине, а Лиам не отстает от меня.
***
На старой мельнице кромешная тьма. Она не используется уже тридцать лет. Я несусь по высокой траве, перепрыгивая через ржавые обломки и гниющие бревна.
— Ты что-нибудь видишь? — спрашиваю я.
Лиам бежит рядом со мной. Он достает свой телефон и светит фонариком перед нами. Впереди возвышаются три высоких металлических силоса. Они похожи на монстров высотой в сто футов с темными цилиндрическими телами.
— Бин, — кричу я. — Финик.
Лиам зовет, и наши голоса поглощает жуткая тишина полуразрушенных руин. Я продолжаю бежать. Старые, ржавые грузовики лежат на боку, вокруг них растет трава и сорняки. Лиам освещает их фонарем, и в темноте ржавчина выглядит как кровь, а металл — как кости, оставленные гнить.
Мы минуем металлический сарай.
— Посмотри там, — требуя я.
Он проводит лучом фонарика по граффити. Дверь болтается на петлях, и он отпихивает ее в сторону. Я подбегаю к нему сзади и заглядываю через его плечо. В сарае нет ничего, кроме разбитых бутылок из-под водки и дохлой крысы.
— Ничего, — говорит он.