Как обычно, я испытала приятное волнение перед началом репетиции, впрочем, уже не понимая, что приводит меня в такие чувства: присутствие Давида или само выступление. Решила, что все вместе.
«Свой мотив у каждой птицы,
Свой мотив у каждой песни,
Свой мотив у неба и земли.
Пусть стирает время лица,
Нас простая мысль утешит,
Мы услышать музыку смогли…»
Каждый раз при вступлении хора в последнем куплете по коже бежали мурашки…
Когда репетиция закончилась, за окнами уже тускло блестели фонари. И хотя еще несильно стемнело – сумерки только начали сгущаться, я решила, что, скорее всего, именно сегодня вечером Давид проводит меня до подъезда.
– Мне бежать надо, невестка с внуком прилетают, поедем с мужем в аэропорт их встречать, – поведала Ирина Вадимовна нам с Давидом. Остальные уже разошлись, а мы пока домой не торопились. Давид предложил еще немного порепетировать. Одна строчка никак у меня не получалась, и Перов вызвался помочь. Ну что ж, вокалист он опытный, интересно его послушать. Я голосом владела не так хорошо, и, если честно, до сих пор не верилось, что мне удалось пройти такой отбор, оставив позади девчонок-претенденток, которые ходили в хор и занимались вокалом несколько лет.
Ирина Вадимовна положила перед Давидом ключ.
– Еще позанимаетесь? Отнесешь тогда ключики Борис Борисычу, Давидушка?
Она относилась к Перову как к сыну, явно выделяя среди остальных и всегда прислушиваясь к его мнению.
– Да, конечно, без проблем, Ирина Вадимовна, – откликнулся Давид.
Мы остались в актовом зале вдвоем, и возникла неловкая пауза. В фойе еще слышались веселые разговоры. Давид подошел к фортепиано, открыл крышку и начал играть. Я сидела на сцене, обхватив колени, и слушала. Это было так прекрасно и легко, что мне захотелось одновременно засмеяться и заплакать. Когда смолк последний аккорд, я сказала:
– Как красиво…
– Это Людовико Эйнауди – мой любимый композитор.
– Здорово у тебя получается. Тебе всегда нравилось заниматься музыкой?
– У меня не было выбора! – Давид посмотрел на меня и улыбнулся. – Бабушка – музыкальный работник. Конечно, всякое бывало, иногда ругались. Заниматься не хотел, особенно сольфеджио. Все друзья на летних каникулах в футбол гоняют, а я за инструментом сижу. А потом конкурсы начались, международные выступления. Кажется, что и детства не было толком. Но я ни о чем не жалею! Рад, что не бросил и сейчас являюсь тем, кем являюсь.
– Это хорошо, – кивнула я, – значит, все было не зря.
– А ты чем любила заниматься в детстве? – спросил Давид. Он так и остался стоять у фортепиано, в то время как я продолжала сидеть на краю сцены. – Родители не затаскали по кружкам?
– Я никуда не ходила, – ответила я, – хотя брата дедушка таскал по спортивным секциям. А меня сначала отводить было некому, а когда подросла и могла сама записаться, так и не решила, к чему лежит душа. Школьный хор – мое первое увлечение.
– Никогда не поздно начать, – сказал Давид, и я не могла с этим не согласиться.
Давид снова склонился над фортепиано и наиграл вступление нашей песни «Замыкая круг».
– А хочешь, я тебя научу? – внезапно предложил он.
– Петь? Ты и так вроде мне помогаешь…
– Петь у тебя и без меня отлично получается, ты настоящий самородок, – серьезно сказал Давид, и от его слов стало тепло на душе. – Я могу научить тебя играть.
– Боюсь, что сольфеджио уже не потяну, – рассмеялась я.
– А сольфеджио и не надо. «Замыкая круг», припев… Мм? – Давид обезоруживающе улыбнулся и поманил меня пальцем. Я спрыгнула со сцены и подошла к фортепиано.
– Так, руки поставь сюда, как я. Следи…
Та-та-та-та-та… Я постаралась повторить, но тут же запуталась и расхохоталась. До чего ж нелепо! Давид тоже рассмеялся.
– Нет же, вот так…
Он взял мою руку в свою, чтобы показать, на какие клавиши мне нужно нажать. Каждый раз, когда наши пальцы соприкасались, меня охватывало волнение. Голоса в фойе стали глуше, а потом и вовсе исчезли. Нас двоих словно окутал вакуум. Когда у меня получилось немного наиграть мелодию, я щекой почувствовала его улыбку.
– Так? – спросила я, повернувшись к Давиду лицом. Но вместо ответа Перов вдруг поцеловал меня в губы.
Я в смущении ойкнула и отпрянула в сторону. Хоть я и ожидала чего-то подобного, все равно растерялась.
– Извини, я нечаянно, – сказал Давид, коснувшись пальцами своих губ.
– Нечаянно поцеловал?
– Да, так получилось, – виновато улыбнулся он.
Он казался таким трогательным, что я рассмеялась.
– Мне домой надо, – сказала я.
– Родители потеряют?
Никто меня уже давно не терял, но я все-таки кивнула.
– Тогда я тебя провожу, – сказал Давид.
Мы вышли из школы, и Перов заботливо накинул мне на плечи свой бомбер. Давид как бы невзначай положил руку мне на плечо, и так мы отправились по почти пустынной улице в сторону моего дома, обнявшись. Я думала, что первая прогулка с Перовым станет для меня самым ярким и ожидаемым событием последнего времени. Однако постоянно ловила себя на мысли, что жду момента, когда мы расстанемся. А нашего поцелуя на прощание, который сейчас мне казался неизбежным, даже немного боялась. Я гнала эти мысли и успокаивала себя: на горизонте маячат первые отношения, да еще и с таким классным парнем, как тут не волноваться? Наверняка все дело в этом.
По дороге мы болтали. Я старалась держаться непринужденно. Конечно, говорил больше Давид. Рассказывал о детстве, конкурсах, многочисленных наградах, участии в телевизионных проектах. О том, каких звезд Перов видел за кулисами, кто его хвалил и кто жал руку. Из нашего разговора я узнала, что у Давида серьезные намерения покорить шоу-бизнес. Парень явно гордился своими успехами, и, конечно, не зря. Он привык, что девчонки восторженно воспринимают его рассказы, и я старалась соответствовать его прежним пассиям: восхищенно ахала половину пути. Забавно, но, подходя к нашему подъезду, я думала лишь о том, как бы не появился Матвей. Перед своим первым настоящим поцелуем думать о Мальцеве… С ума сошла!
Матвей не появился. На прощание Давид коснулся губами моих губ. Наш поцелуй длился всего несколько секунд, во время которых я, к своему разочарованию, не испытала никакого трепета. И почему всем так нравится целоваться?
– До завтра, – быстро сказала я.
– До завтра, Катя, – попрощался со мной Давид.
И все-таки в подъезд я вбежала взволнованная, с гулко бьющимся сердцем.
В квартире было темно. Я щелкнула выключателем и вскрикнула, когда в коридоре обнаружила Вову.
– Ты зачем так пугаешь? – недовольно выдохнула я, скидывая туфли.
– Поздно ты, – проговорил брат. Он стоял посреди коридора, скрестив руки на груди, как грозный папочка.
– Репетиция была, я же предупреждала, – проворчала я.
– Этот придурок тебя провожал?
– Ты про какого придурка? Я знаю только двоих: один стоит передо мной, а у второго фамилия Мальцев.
– Очень смешно.
– Очень смешно, что вы в мою личную жизнь лезете. Тебе какая разница?
– Интересуюсь на правах старшего брата.
– Разбирайтесь там между собой, а от меня отстаньте, – попросила я. – Он мне нравится, и вы должны принять мой выбор. А отчитываться перед тобой я не обязана, ты мне не мама. Где она, кстати?
– Без понятия, – недовольно проговорил Вова, – с утра как уехала куда-то, так и не появлялась.
– Ведешь себя как обиженный ребенок, – передразнила я брата, припомнив его же слова, только обращенные ко мне. Прошла мимо Вовы в ванную, потом завернула на кухню. И, уже открыв холодильник, выкрикнула: – Неужели и до тебя наконец дошло, что мы им не сдались?
Когда Вовка зашел на кухню, я уже сидела за столом и доедала остатки холодного плова прямо из кастрюли.
