сказал?
Он искоса взглянул на меня.
— Моим родителям. Я не сказал им, что ты беременна.
— О. — Точно. Дерьмо. Я задала вопрос, а потом мне в голову пришла мысль о сексуальных волосах.
— Но я рассказал об этом своему соседу, — сказал он. — Прости.
— Все в порядке. — Я посмотрела на стену, разделявшую кухню и столовую. — Я сказала Дасти.
Он кивнул, обводя пальцем круг на столе.
— Я бы хотел сказать своим родителям. Когда ты будешь готова.
Я с трудом сглотнула.
— Ты можешь подождать? По крайней мере, до тех пор, пока не скажут срок родов?
— Конечно.
Не то чтобы эта беременность казалась нереальной. Моя утренняя тошнота убедила меня в том, что я точно знаю, что происходит с моим организмом. Но при мысли о том, чтобы сообщить об этом его родителям или моей сестре, у меня потели ладони.
Семья, по моему опыту, только усугубляла стрессовые ситуации. Его родители будут разочарованы. Глория тоже. Я и так уже достаточно пережила разочарований, и в данный момент мне этого не нужно.
Я надеялась, что его родители, по крайней мере, будут вежливы. И добры, если не ко мне, то к этому ребенку. К своему внуку.
Они будут единственными бабушкой и дедушкой, которые у него или у нее будут, потому что я была чертовски уверена, что не допущу, чтобы моя мать вмешивалась в это дело.
А Дасти была, ну… Дасти.
Как будто она знала, что я обдумываю идею назвать ее Бабулей Дасти, из кухни донесся громкий треск, лязг металла о металл, за которым последовала приглушенная череда проклятий.
— Я, пожалуй, пойду проверю, как она.
Раш кивнул, когда я выскользнула из кабинки. Но прежде чем я успела уйти, он окликнул меня по имени.
— Фэй?
Я остановилась и обернулась.
— Да?
— Ты завтра работаешь?
Это был мой шанс провести вечер без него. Не беспокоиться о взглядах, которые бросала на меня Дасти, или о напряжении, которое возникало всякий раз, когда я оказывалась в столовой. Все, что мне нужно было сделать, это сказать «нет». Попросить его прийти на следующей неделе.
Но я терпеть не могла лгать.
Мой отец был лжецом.
Он обещал вернуться за мной.
И я не видела его с тех пор, как мне исполнилось пять.
— Да, я работаю, — сказала я Рашу. — С трех и до закрытия.
Раш
— Двадцать четвертого апреля? — голос Фэй наполнил кабину «Юкона», хотя она говорила шепотом. Ее руки были сложены на коленях, подбородок опущен.
— Двадцать четвертого апреля, — повторил я, вцепившись в руль, словно это было единственное, что удерживало меня от реальности.
Двадцать четвертого апреля.
Двадцать четвертого апреля у нас должен был родиться ребенок.
— День драфта, — пробормотал я, не мигая глядя в лобовое стекло на машины, припаркованные на стоянке у полевого дома.
— Что?
Я заставил себя сфокусировать взгляд на пассажирском сиденье.
— День драфта. Когда игроки колледжа отбираются командами НФЛ.
— О. — Фэй наморщила лоб. — Ты, эм… участвуешь в этом? В драфте?
— Нет. У меня еще есть год, чтобы играть за «Штат Сокровищ». На первом курсе я был краснорубашечником (прим. ред.: краснорубашечник — это задержка или приостановление участия спортсмена с целью продления срока его допуска. Как правило, спортивное право студента на участие в данном виде спорта составляет четыре сезона, что соответствует четырем годам академических занятий, обычно требуемым для получения степени бакалавра в американском колледже или университете. Однако в год красной рубашки студенты — спортсмены могут посещать занятия в колледже или университете, тренироваться со спортивной командой и «одеваться» для игры — но они могут участвовать только в ограниченном количестве игр. Используя этот механизм, у студента-спортсмена есть не более пяти академических лет, чтобы использовать четырехлетний срок допуска, становясь, таким образом, выпускником пятого курса).
Она моргнула.
— Хм?
Я забыл, что она не была знакома с миром футбола, как все остальные в моей жизни.
— Спортсмен может играть только четыре сезона в течение пятилетнего календарного периода. На первом курсе я сыграл всего несколько игр. Я тренировался с командой, но из-за того, что пропустил большую часть игр, мне не пришлось засчитывать это как полноценный сезон. Так что я могу отыграть еще один год в колледже.
Она кивнула.
— Затем, ты будешь участвовать в драфте?
— Может быть. — Таков был мой план. Я старался изо всех сил играть в «Штате Сокровищ», молиться, чтобы не получить травму, и, возможно, меня заберет какая-нибудь команда НФЛ. Даже если меня выберут в последнем раунде, мне будет все равно. Я просто хотел продолжать играть.
Вот только во время драфта следующего года у меня будет ребенок. Годовалый.
Как, черт возьми, это может сработать? Как все это может сработать?
Последние полтора часа у меня голова шла кругом. С тех самых пор, как мы с Фэй вошли в кабинет врача на прием.
Я изо всех сил старался слиться со стенами, пока Фэй отвечала на множество вопросов о здоровье и проходила все стандартные тесты. Если бы не жесткий стул возле смотрового стола, на который мне велели сесть, я бы, наверное, потерял сознание, когда доктор с помощью волшебной палочки прослушивала сердцебиение ребенка.
А потом она сбросила на нас эту дату, как бомбу.
Двадцать четвертое апреля.
Да, был только сентябрь, но не слишком ли скоро апрель? Он наступит в мгновение ока. Я не был готов стать отцом. Нам нужно было больше времени. Мне нужен был план получше.
Вот только, всякий раз, когда я пытался представить себе это новое будущее, я словно смотрел в черную дыру. Бездна.
— Двадцать четвертого апреля — останется две недели до выпуска. — Фэй сложила пальцы вместе, как будто считала дни в уме, чтобы быть уверенной.
Блять. Пока я переживал из-за драфта НФЛ в следующем году, Фэй не была уверена, сможет ли она доучиться последние две недели в выпускном классе. Для таких случаев должны же были быть исключения, верно? Фэй, конечно, была не первой беременной студенткой в «Штате Сокровищ».
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь, — сказал я ей.
Она оглянулась, как будто забыла, что я здесь, и сделала робкую попытку улыбнуться, прежде чем открыть дверцу и выскочить наружу.
Вчера вечером в закусочной, когда она вытирала столы, я спросил, могу ли подвезти нас сегодня. Как только она согласилась, я отложил свои школьные занятия и убрался оттуда к чертовой матери, пока она не передумала.
У меня было такое чувство, что я хожу на цыпочках, и
