взгляд от фотографий, уставилась в стену. Я считывал: она всеми силами отказывалась принимать действительность, отказывалась верить.
— В лицо… — тихо повторил я с напором. — Женщине…
Её ресницы дрогнули, она задержала дыхание на судорожном вдохе, будто боялась закричать или заплакать.
— В лицо.
Слезинка блеснула на бледной скуле и скатилась к подбородку, губы бедняжки затряслись.
— Нет… — застонала она. — Нет, не верю. Не верю!
Мотала головой, как одержимая, отгоняла от себя правду.
— Я не верю!
— Во что ты не веришь, Лиза? — надавил на неё, забив на этикет.
— Я не верю!
— Во что? — повысил голос, но не до крика.
— Я не верю, что Дима на это способен! — выкрикнула и, скорчившись, разрыдалась.
— Неправильный ответ, девочка… — выдохнул я разочарованно. — Не это я хотел услышать.
Поднялся, уместил руки на боках и медленно начал ходить по кабинету. Злился. Чёрт возьми, я дико злился! Ведь зарекся не работать с женщинами! Зарекся больше не впутываться в это дерьмо! Всепрощение, милосердие, любовь — этим женщины объясняют своё желание оправдать абьюзера? Не понимал этого! И не пойму никогда! Самый сложный случай! Психически неустойчивая девица не понимает, с каким чудовищем живёт!
Становится зависима от его внимания, редкого проявления нежности, но готова терпеть регулярные побои, лишь бы не потерять это чудовище.
Закивал, подтверждая свои догадки. Они виделись… Лиза и её муж-подонок виделись. И он снова очаровал её. Эта дурочка только что себя выдала.
Зачем тогда пришла ко мне? Заявить, что не хочет разводиться? Планирует отказаться от моих услуг и готова поверить, что Антипов враз изменился?
ТАК НЕ БЫВАЕТ! Крик в душе затих. Так не бывает…
— Лиза, он не изменится! — перестал играть с клиенткой в угадайку и выдал прямо. — Он может отравить тебе жизнь. Он может тебя уничтожить.
— Вы ничего не знаете. Он раскаялся! — глупышка сама во всём призналась.
— Лиза! — я знал куда больше, чем она думает.
Я боролся с собой что есть мочи. Выкинуть бы её за дверь, отказаться от дела, но я не мог.
Есть женщина, которая мне очень дорога, и эта женщина мне доверилась. Я не мог подвести её. Я
обещал, что пойду до конца.
— Лиза!
Она вскочила со стула и, схватив сумку, бросилась к двери. В два шага я оказался возле неё и перегородил путь. — Что он тебе сказал? Что он тебе пообещал?
— Пустите!
— Лиза! — я схватил её за плечи и заставил посмотреть мне в глаза. — Если ты сейчас уйдёшь, то совершишь самую большую ошибку в своей жизни! Такие, как твой муж, не остановятся. Такие люди опасны!
— Отойдите от меня! Вы не имеете права на меня давить! В ваших услугах я больше не нуждаюсь!
Она отворила дверь и пулей рванула прямо по коридору.
— Лиза! — крикнул я, она обернулась.
Замерла, в глазах блеснуло просветление. Я зацепился за это. Услышит, поймёт, обезопасит себя.
Инстинкт самосохранения — мощная сила, и только на него я уповал.
— Обратиться к НЕЙ за помощью. — говорил загадками, но она понимала, кого я имел в виду. -
Было правильно. Слышишь? Это было правильное решение. Первый шаг — самый важный, но ты сходишь с пути. Вернись. Подумай о себе, а не о муже. О себе думай, Лиза.
Она мотнула головой. Не услышала. Не поняла. Она не готова спасаться.
Я уповал на просветление в её глазах, но… это оказались всего лишь слёзы.
Андрей
Я всегда знал, что женщины — самые загадочные существа на планете. Они были полны тайн, и одна из них — это любовь. Они любят по-разному: горячо и страстно; трепетно и преданно; жертвенно и слепо.
Последний случай самый безнадёжный. И он касался моей клиентки — Елизаветы Антиповой.
Лиза… Она убежала, не в силах признать правду такой, какая она есть. И я понимал причину такого поведения.
Стокгольмский синдром. О нём я знал не понаслышке.
Казалось бы, какое мне дело? Мужчинам в радость, если женщина любит, смотрит в глаза и готова простить всё на свете, лишь бы удержать его рядом.
Мне должно было быть пофиг. Но не было.
Моя мать была жертвой абьюзера — моего отца. Она страдала Стокгольмским синдромом. Тогда я не знал, как это называется, но видел, что с ней происходило, в кого она превращалась, и меня это пугало.
Я был школьником, но те издевательства, которым папаша подвергал мою мать днями и ночами, навсегда остались в моей памяти. Впервые я налетел на него с кулаками, когда мне было одиннадцать лет. Получил от отца по мордасам, и меня отбросило к стене. А потом… а потом и мать добавила:
— Не лезь во взрослые дела! Без тебя разберёмся!
Я был ребёнком, плохо понимал, как устроен мир, как устроены люди. Тогда для меня всё было просто: чёрное — это чёрное, а белое — это белое, и никаких полутонов. Мне казалось, что это если мужчина бьёт женщину — это ужасно. Но я был мальчишкой…
Настал момент, когда в нашу жизнь вмешалась тётя. На правах старшей сестры она пыталась убедить мать уйти от упыря, которого она называла любимым мужем. Мать не ушла, а тётя под предлогом недавно открывшейся новой школы забрала меня к себе. Доля правды, действительно, была в её словах. Сам я родом из захудалой деревушки в Тверской области и в школе, где я учился, не хватало педагогов. Поэтому мать отпустила. У тёти в Твери я жил до окончания школы.
Хорошо учился, не доставлял ей хлопот, помогал по дому, а когда подрос, начал подрабатывать в мастерской её мужа, чтобы не сидеть на их шее.
Её муж как-то рассказал о секции кикбоксинга, куда он когда-то пристроил своего сына — моего двоюродного брата, а нынче — отца Лены. Местная шпана то и дело подкарауливала‚ Лёху, потому что тот был хлипким и боязливым, а занятия спортом научили его обороняться.
Я пошёл в ту же секцию, и со временем это принесло результаты: ни один пацан на улице ко мне не цеплялся, а ученики младших классов увидели во мне защитника.
Так пролетали мои школьные годы. Несколько раз в год я приезжал домой, навещал мать, и каждый раз видел то синяки, то ссадины.
Мама понимала, что я обо всём догадывался, пытался приструнить отца, но она каждый раз меня останавливала:
— Не лезь! Мы сами разберёмся.
Я терзался, меня разрывало на части: как не лезть? Это же моя мать! Он когда-нибудь искалечит её или вообще убьёт!
— Он
