38
Когда подходит к концу четырехнедельное пребывание в клинике, на последние деньги Гарда они покупают старенький автофургончик. Через пол-Европы они отправляются домой.
Гард съезжает с шоссе и останавливается на площадке для отдыха: она оборудована туалетами и столом для перекуса. Последние два часа Лука спала, она с трудом разлепляет веки и жмурится от света.
— Это мы где? — спрашивает она, но Гард безмолвствует.
Площадка устроена на вершине холма; Гард переключает автомобиль на холостой ход, открывает дверцу и выскакивает наружу.
— Твоя очередь!
Машина своим ходом движется по асфальтированному съезду вниз, к шоссе.
— Чего?
Лука судорожно озирается вокруг. Гарда в машине нет, а машина катится вниз. Скорость возрастает с каждой секундой; Лука, ошалев, крутит головой из стороны в сторону, но времени на раздумья нет. Она кидается на водительское место, ее юбка зацепляется за рычаг переключения скоростей и застревает там. Лука не может сдвинуться с места, между ног торчит черный рычаг. Гард, обежав автомобиль сзади, вскакивает на пассажирское сиденье.
— А ты что, думала, я буду всю дорогу до дому рулить? — усмехается он.
— Гард!
— Ты же, кажется, хотела научиться водить?
Лука тянет и дергает за юбку до тех пор, пока та не рвется; плюхается на водительское сиденье и хватается за баранку. Машина уже разогналась, склон довольно крутой, и они все быстрей и быстрей катятся вниз. Автомобили из левого ряда со свистом проносятся мимо Луки. Скоро их фургон уже окажется на шоссе. Гард закидывает голые ноги крест-накрест на приборную доску.
— На твоем месте я бы включил передачу, — говорит он, кивком показывая на рычаг переключения скоростей. — При той скорости, с которой мы сейчас катимся, лучше бы, наверное, выбрать четвертую.
Лука полностью сосредоточила внимание на шоссе, к которому они несутся на всех парах; на него слева выскакивают машины, мчащиеся со скоростью 150 километров в час; они одна за другой проскакивают мимо.
Гард меняет дорожку на проигрывателе дисков, делает погромче звук; через открытое окно далеко разносится уханье басов.
— Педаль справа — это газ. Давай-ка, попробуй вклиниться между машинами, но учти, это надо сделать, не снижая скорости. Слыхала, есть такой принцип — «через одного»?
— Нет.
— Ну, нет так нет. Пораскинь тогда мозгами.
Он ухмыляется и включает музыку еще громче.
— Черт тебя подери, Гард.
Лука вся обращается во внимание, смотрит прямо перед собой, только иногда на секунду судорожно поворачивая голову, чтобы глянуть через левое плечо, что там творится сзади нее на дороге.
— Зато уж теперь ты проснулась.
Мимо проносится автопоезд; обгоняя ее, настойчиво сигналит черный «Мерседес». Костяшки пальцев Луки, вцепившейся в руль, побелели; краем глаза она отмечает приближение автомобилей, настигающих ее сзади; она вот-вот уже вклинится на одну из четырех полос; сзади налетает кабриолет, резко выворачивает влево, чтобы не врезаться в нее; его водитель грозит Луке кулаком, сигналит, и звук гудка исчезает уже где-то далеко впереди. Лука перекладывает руль в правую руку, левую высовывает в окно и показывает средний палец.
— Я смотрю, самое главное ты уже усвоила, — хмыкает Гард.
— Это же примерно то же самое, что управлять трактором. Только чуточку быстрее. Так что, может быть, ты пристегнулся бы. И еще неплохо было бы, если бы ты опустил репу на подголовник и заткнулся.
Гард улыбается и пристегивается ремнем. Ремень свободно болтается у него вокруг талии, он почти на полметра шире, чем надо. Гард шевелит пальцами ног на приборной доске. Лука заправляет за ухо прядь волос, прилипшую к ее взмокшему лбу, наклоняется и стягивает с ног босоножки на высокой деревянной подошве. Кидает их на колени Гарду. Теперь, когда ноги босые, ей удобнее управлять обтянутыми резиной педалями. Педали нагрелись, ногам комфортно на их поверхности. Стрелка спидометра подрагивает вокруг цифры 120, двигатель работает на слишком высоких оборотах и недвусмысленно дает знать об этом
— Можешь переключить на пятую, — подсказывает Гард. — Левую ногу на педаль слева, правой рукой держи рычаг переключения скоростей.
Он стаскивает с себя футболку. Она видит длинный шрам, тянущийся по его грудной клетке. Края раны срослись хорошо. Контуры шрама на коже проступают в виде небольшого бугорка. Они смотрят друг на друга и улыбаются.
Лука высовывает голову в окошко и издает боевой клич. Волосы полощутся вокруг ее головы, словно языки черного пламени, юбка хлещет по обнажившимся бедрам. У нее одно желание — мчаться все быстрее и быстрее и никогда, никогда не останавливаться.
39
Они и позже ни о чем не жалели. Ни когда занимались с физиотерапевтом, и в груди болело и кололо. Ни когда ждали результатов анализа крови, по которым можно будет определить, не начинает ли их тело отторгать новый орган. Ни секунды они не пожалели о том, на что решились. Врач предоставил им всю необходимую информацию. Рассказал подробно о том, как функционирует система кровообращения. О том, что кровь поставляет в тело кислород. Обогревает тело. Так что если они вдруг начнут мерзнуть или у них появится одышка, значит, возможно, что-то разладилось в организме. Возможно, нарушена работа сердца. Они не думают об этом. Они ни секунды не задумываются о том, что в организме может что-нибудь разладиться. Врач говорит, что в его практике не было еще такого случая, чтобы кто-нибудь так быстро восстанавливался после трансплантации. Они живут более активной жизнью, чем раньше. Они ощущают мир ярче. Отчетливее.
Лука пишет картины. Одну за другой; яростно бросается на холст, все получается как надо, всякий раз, все линии, все краски. Сюжеты так и просятся на полотно, она работает в каком-то дурмане, торопится успеть сделать побольше. Гард играет. Играет просто божественно. Барабан не смолкает день и ночь. Дни и ночи незаметно чередуются друг с другом, образуя нескончаемую вереницу, сменяющих друг друга суток. Фабричный зал — это весь их мир, и весь мир принадлежит им одним.
Они совершают набеги на все новые контейнеры, не переставая удивляться тому, что магазины выбрасывают в отходы: никогда еще им не доводилось так хорошо питаться. Гард выискивает все новые рецепты, всякие неслыханные сочетания продуктов. С фруктами, названий которых они раньше не слышали. Со специями такими острыми, что потом еще несколько дней жгут кончики пальцев; с пряностями из мест, о существовании которых они и не подозревали. Они каждый раз по-новому жарят рыбу: заворачивают ее в пальмовые листья, натирают ее тростниковым сахаром. Сами варят шоколад с чили, крем с базиликом, мороженое с эстрагоном. Супы с имбирем, кориандром, лимонной мелиссой, кокосовым молоком, кайенским перцем. Булгур, кускус, высушенные на солнце томаты, сыры, запах которых так и шибает в нос, когда разворачиваешь упаковку, прогретое солнцем красное вино из неведомых земель. Бельгийское пиво, домашней выпечки хлеб с кервелем и розмарином. Маринованные грибы, сливочный соус, перечный соус, благоухающее пряными травами жаркое из баранины, а к нему картофель, запеченный со сливками.
