чтобы не расплакаться. — Тебя ничего не волнует, кроме наших отношений с Тимуром. Тебе ведь плевать, да? Лишь бы всё по-твоему было.
Отец обводит меня мутным взглядом и, когда останавливается на разрезанных по шву штанах, распахивает глаза.
— Элла…
Я жестом обрываю его, потому что намерена высказать наконец всё.
— Я ведь просила тебя прекратить эту гонку. Но ты разве послушал? Нет, конечно, потому что кто я такая, да? Глупая девчонка. Только я тебя предупреждала, умоляла, в коленях валялась. И к чему это привело? Ты задумывался, что было бы, если бы Тимур не успел? Сам его выдернул, я начудила, а теперь Тимур виноват? Нет уж. Он герой.
Отец молчит, а мне реакции от него хочется. Пусть хоть раз в жизни признает свою ошибку, услышит не только свои мысли, но и меня.
— Единственное, что волнует тебя: с кем я роман кручу, — пытаюсь горько рассмеяться, но вместо этого из горла вылетает сухой надсадный кашель. — Я такого страха натерпелась, но тебя волнует только это. Спасибо, папа, за заботу, я оценила.
И, чтобы всё-таки не разрыдаться, стремительно покидаю комнату.
Я выбираю чердак — здесь мне безопаснее всего. В полумраке сижу, привалившись спиной к двери, снова, как в тот день, упираюсь лбом в колени и сама не знаю, чего жду.
Тимура? Отца? Чтобы меня все оставили в покое? Не знаю. Я просто жду.
Возможно, когда меня отпустит, когда больше не захочется плакать, страдать, мучиться от того, что отец решил показать себя настоящим козлом, я смогу выйти отсюда с гордо поднятой головой. Но пока папа так себя ведёт, пока считает, что может распоряжаться моей жизнью, словно я пупс из игрушечного отдела, не могу сдвинуться с места.
Да-да, я знаю, что о родителях нельзя так говорить — я знаю! Но и удержаться не могу, потому что папа показал и доказал, что его мало что волнует, кроме его репутации.
Роман с Тимуром, наверное, как-то ей повредит. Ну, или просто он никак не может смириться, что я уже выросла и сама вправе распоряжаться, кого любить и с кем спать.
— Элла, — тихий голос Тимура за дверью будоражит нервы, заставляет встрепенуться, выйти из оцепенения.
Тимур будто бы знает, чувствует, где я нахожусь. Уверен, что слышу его тихий зов.
Поднимаюсь, распахиваю дверь и оказываюсь лицом к лицу с Каировым — человеком, которого люблю больше жизни. Ради которого готова пожертвовать всем на свете. Даже упорядоченной жизнью рядом с отцом.
На Тимуре чистая майка, чистые светлые брюки, а от кожи пахнет свежестью. Волосы, влажные после душа, лежат на лбу красивыми угольно-чёрными завитками, а глаза кажутся ещё темнее. На чердаке мрачно, но я вижу Тимура так хорошо, словно вокруг белый день.
— Пойдём, — он ни о чём не спрашивает, лишь подхватывает меня на руки и выносит из пыльной комнаты под самой крышей.
— Я испачкаю тебя, — жалобно, потому что моя одежда действительно грязная, а от меня не очень хорошо пахнет.
Становится стыдно за себя, такую замарашку, но насмешливый взгляд Тимура из-под полуопущенных смоляных ресниц заставляет улыбнуться.
Ему действительно плевать: голая я или в шубе, грязная или пахну фиалками. Он просто делает то, что считает нужным: несёт меня в ванную.
Мечты сбываются, да?
* * *
— Спи уже, — ворчит Тимур, обнимает меня руками, ногами, жаром своего тела окутывает, ароматом горячего тела, но у меня всё равно не получается заснуть.
У меня даже успокоиться не получается! Куда там, если столько мыслей в голове, и все они распирают меня изнутри, причиняют практически физическую боль?
— Папа… — произношу одно-единственное слово, которое занимает сейчас все мои мысли.
В нём слишком много личного, одного на двоих, и тихий вздох Тимура подтверждает мои мысли — его это тоже волнует. Впрочем, удивляться нечему.
Они же друзья, да?
— Ты знаешь, как мы с твоим отцом познакомились? — спрашивает и немного ослабляет объятия — ровно настолько, чтобы я могла видеть его глаза сейчас.
— Вы служили вместе, — вспоминаю то, о чём говорил отец.
— Правильно, — горько усмехается и наматывает на палец прядь моих волос. — Служили… он спас мою жизнь. Нас загнали в воронку, обступили со всех сторон. Свистели пули, рвались мины, горячий песок набился в глотку и ничего вокруг не видно. Тогда погибли почти все ребята, но твой отец вытащил меня из пекла этого, нашёл лазейку. Спас.
Тимур никогда так много не говорил и сейчас выдохся — замечаю это по сжатой напряжённой челюсти и пульсирующей жилке на шее.
— Ты поэтому согласился охранять меня?
— В том числе, — его плечи дёргаются, а взгляд теплеет. — Я должен ему свою жизнь, но между нами всё сложно. Твой отец непростой человек, с ним нелегко. Но ещё я не хотел, чтобы кто-то другой вертелся возле тебя.
— Экий ты ревнивец.
— Есть немного, — тихо смеётся, но смех обрывается на полувздохе. — Элла, он любит тебя, очень любит. Просто не умеет это по-человечески показывать.
— Я понимаю, веришь?
Глажу кончиками пальцев смуглую кожу на груди, впитываю тепло, заряжаюсь от Тимура энергией и перенимаю уверенное спокойствие, которым он будто бы светится изнутри.
— Поговоришь с ним? — шёпотом, и в голосе нет ни давления, ни нажима — лишь живой интерес.
— Постараюсь, если он перестанет перегибать палку.
— Он пока не перестанет. Ему время нужно.
— Зачем оно ему?
— Чтобы смириться с тем, что у нас всё серьёзно.
— А у нас серьёзно? — спрашиваю, с трудом моргая. Слишком хочется спать, я очень устала.
— Серьёзнее, чем с кем бы то ни было до тебя.
— Ты прикалываешься! — восклицает Анжелика и даже ладошками округлившийся рот закрывает. — Вот это приключения!
Моя лучшая подруга — человек для меня невероятно важный, ценный и любимый. И она первая, к кому я рванула, когда немного пришла в себя.
Вернее, не так. Если бы я к ней срочно не рванула, она бы подняла всех на уши, наняла поисковой отряд, взяла самую опытную овчарку на поводок и разыскала меня даже в самой далёкой глуши.
О том, что отец отказался от “трона” по просьбе похитителей, Анжелика, как и весь город, узнала из новостей.
