бы неправильно. Медленно я поднимаю руку и слегка сжимаю пальцами ее запястье. Пульс учащен, и я сдерживаю улыбку. Я касаюсь кожи на ее руке, двигаясь в темпе, который должен привести меня к святости. Когда я добираюсь до ее шеи, мой большой палец касается ее щеки, и она наклоняется навстречу моим прикосновениям.
— Но что?
Она не отвечает, и я провожу другой рукой по ее спине, и ее руки ложатся мне на грудь. Она не готова. Она не может этого сделать. Она слишком много потеряла, а я веду себя как эгоистичный мудак.
— Ты чувствуешь это? — спрашиваю я, когда ее ладонь ложится на мое сердцебиение.
Она кивает.
— Ты заставляешь меня чувствовать это. Просто быть рядом с тобой… ты так чертовски красива. Такая умная. Такая храбрая. Я знаю, что я ублюдок, раз даже думаю о том, чтобы поцеловать тебя, но я совру, если скажу, что не хочу.
Ее подбородок слегка опускается, и я, рискнув, нежно прижимаюсь губами к ее лбу.
— И ты заставляешь меня чувствовать гораздо больше, чем я готова чувствовать. Я не могу…
Я откидываюсь назад и рукой наклоняю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Как только ее ресницы поднимаются, и эти голубые глаза встречаются с моими, я понимаю, что сейчас не время.
— Я не должен давить на тебя.
— Ты и не давишь.
Да.
Я опускаю руки, потому что если я продолжу прикасаться к ней вот так, то поцелую ее, а это будет чертовски неправильно.
Она делает шаг назад в то же время, что и я.
— Я должен идти.
Рука Бренны лежит на ее груди, и она качает головой.
— Хорошо.
— Я вернусь на следующей неделе на прослушивание.
И я выхожу из комнаты, пока не натворил какую-нибудь чертову глупость.
Бренна
— Потому что я чертова идиотка! — отвечаю я Сибил, когда она снова спрашивает, почему я не поцеловала его.
— Давай-ка я проясню, он тебе нравится, он говорит тебе, какая ты красивая, он говорит тебе, что хочет тебя поцеловать, а ты говоришь…
— Я хочу, но не могу.
Она закатывает глаза и стонет.
— Ты, подруга, просто идиотка.
— Да, я знаю.
— Знаешь?
Я бросаю на нее взгляд.
— Да, Сиб, я знаю.
— Потому что Джейкоб Эрроувуд — самый сексуальный парень в мире. Прости, но даже будучи замужем, я бы поцеловала его раньше, чем он успел осознать свою ошибку.
Наверное, хорошо быть Сибил.
— Да? Даже если бы Реджи не стало? Даже если бы вся твоя жизнь вдруг ушла из-под ног? Потому что я могу сказать тебе, что всего этого самоуверенного дерьма больше не было бы.
В том-то и дело, что, если бы Люк был жив и мне не пришлось бы беспокоиться о том, что такое возможно, я бы сказала то же самое.
Тон Сибил смягчается, но в нем все еще остается жесткость.
— Может, и нет, но неужели ты собираешься прожить свою жизнь именно так? Неужели ты всегда будешь бояться выставлять себя на всеобщее обозрение? Это, честно говоря, идеальные первые отношения или что там еще после Люка.
Мои глаза становятся огромными, а челюсть отпадает.
— Нет, послушай меня, — быстро говорит Сибил. — Он там на сколько? На четыре с половиной месяца. Это все. Это хорошее небольшое время, чтобы промочить ноги. Ты знаешь, что он уезжает. Ты знаешь, что он не намерен там оставаться, и ты точно не собираешься переезжать снова. Так что все идеально.
Я тяжело вздыхаю.
— И что потом?
— Он уезжает, и весь этот хороший секс и веселье позволят тебе освободить место для подходящего парня. Послушай, в какой-то момент тебе захочется встречаться, но этот городок не переполнен мужчинами, верно?
— Верно, и я не уверена, что когда-нибудь захочу встречаться с кем-то отсюда.
Сибил улыбается.
— Вот именно! Значит, это решает твои проблемы. Ты сможешь снова оседлать эту лошадь, хорошо покататься на ней, а потом найти новую. Как говорил папа, ты можешь научиться пытаться или умереть пытаясь.
Я закатываю глаза.
— Какого черта? В этом нет никакого смысла!
Она пожимает плечами.
— Я тоже не уверена в этом, но я хочу сказать, что этот сценарий может быть просто идеальным.
Идеальный — это не то слово, которое я бы использовала.
— Сибил, я вышла замуж в восемнадцать лет, потому что забеременела. Я никогда не встречалась и не знаю, как выглядит случайность. Я не уверена, что смогу перейти от любви всей моей жизни к парню, который уезжает через четыре с половиной месяца.
— Ты только что сказала это. Ты не знаешь, как выглядит случайный секс, и у тебя нет другого варианта, кроме как попробовать.
Может быть, она права, а может быть, она безумна.
— Он лишь сказал, что хочет поцеловать меня. Больше он ничего не сказал. Давай просто… не будем забегать наперед.
Она смеется.
— Да, Адонис хочет поцеловать тебя, но больше ничего, конечно, мы согласимся с этим.
— Кто такой Адонис? — раздается голос Себастьяна с порога.
Черт. Понятия не имею, как много он услышал.
— Он просто парень из греческих сказок, — отвечаю я.
— И он хочет поцеловать тебя?
Я улыбаюсь и качаю головой.
— Нет, твоя тетя — непутевая, и ей нравится быть глупой.
Он смотрит на телефон, его губы расплываются в широкой ухмылке, и он бросается к кровати.
— Тетя Сибил!
— Себастьян!
Они болтают, а я грызу ноготь большого пальца, обдумывая все, что она сказала. Смогла бы я вообще сделать что-то подобное? Я не представляю для себя такой возможности. Во мне нет ничего, что не кричало бы о постоянстве. Не говоря уже о том, что, черт возьми, я скажу своим детям? Я бы ходила на свидания и была рядом с Джейкобом, когда это не имело бы смысла. Конечно, они уже сказали, что хотят, чтобы я была счастлива, но для детей это совсем другое дело, когда это реальность. Кроме того, я работаю психотерапевтом в маленьком городке, а это уже определенный уровень респектабельности. Неважно, касается моя личная жизнь их дела или нет, люди склонны влезать туда, куда им хочется. И они любят говорить о Джейкобе и братьях Эрроувуд.
— Мама! Тетя Сибил хочет приехать в гости.
О, нет. Ни за что. Я знаю ее, и я точно знаю, почему она хочет приехать.
— Я бы хотела, но у тебя будет много дел, если тебя возьмут в пьесу.
— Но я хочу увидеть тетю Сибил. С ней будет здорово репетировать, если я получу
