меня горящим взором, тяжело дыша, смыкая пальцы на застёжках лифа, которые раскрывает совсем неторопливо, издевательски медленно, на контрасте с резкостью предыдущего.
– Ещё совсем недавно ты не просто хотела, – продолжает мучить меня своей правдой он. – Сама умоляла. Или уже забыла? – склоняется ещё ниже, прижимаясь губами к моему виску, опаляя кожу жарким дыханием. – Я не забыл. Ни одного твоего сладкого и соблазнительного стона, ангелочек, не забыл.
И я не забыла. Наверное, именно поэтому мне так мучительно стыдно. Молчу, не проронив ни слова в ответ. Про сопротивление тоже не думаю больше. Слишком ярко и свежо моя память подкидывает соответствующие образы, когда он был вот так же близко и ещё ближе, а я сама хочу не только этого, но и гораздо больше, ярче, сильнее. Я едва дышу. И тогда. И отныне. Хотя хочется во всё горло кричать, чтобы он заткнулся, никогда больше не говорил об этом, не вспоминал о том, о чём прямо здесь и сейчас я так ненавистно сожалею, почти презирая нас обоих за то, что мы существуем в этом мире и уж тем более друг напротив друга.
– Вспомнила? – разгадывает ход моих мыслей Кай, отпуская лиф, выводя незримые узоры вдоль плеча, поднимаясь выше, к шее, а затем к ключицам, задевая едва осязаемо, и снова ведя вниз, к декольте, дразня не только действиями, но и продолжением своей речи: – Как ты извивалась на моих пальцах. Кончила за десять секунд, а я даже ещё толком не почувствовал, какая ты там, между твоих стройных ножек, – шумно выдыхает, а его ладонь смещается к моей груди, резко сжимая, вынуждая в очередной раз вздрогнуть и перестать дышать.
Да, я почти ненавижу эти воспоминания. Как и его. Саму себя. И всё то, что испытываю благодаря им. Но не чувствовать не получается. Я не знаю, где во мне спрятан тот тумблер, что позволит отключить реакции собственного тела, которое столь опрометчиво предаёт даже теперь, когда это совсем неуместно и неправильно.
– Уверен, ты охеренно тугая и горячая внутри, если я в самом деле первый, кто к тебе так прикасается, – безжалостно рушит все остатки моего самообладания мужчина, отпускает грудь и ведёт пальцами вдоль живота, ещё ниже, поверх ажурной ткани нижней части моего белья.
Хочется его ударить. Залепить пощёчину. Всё-таки заставить заткнуться. Но я всё ещё молчу. И умоляю саму себя сделать хотя бы один единственный вдох, ведь в лёгких печёт похлеще, чем бурлит в разуме. Держаться на ногах, когда колени слабеют и вот-вот подогнутся – тоже немало усилий занимает. Я впиваюсь ногтями в его плечо, наплевав на то, как он это воспримет. Оставляю красные полосы на загорелой коже. И почти упиваюсь этой своей маленькой местью. Пусть ему тоже будет больно.
Жаль, на самом деле, он вовсе не замечает.
– Ты должна мне за тот раз, Эва. Ты ведь это тоже помнишь, правда же? – скатывается до хриплого шёпота, а его ладонь умещается между моих ног, слегка надавливая.
И чтоб меня…
Куда уж проще, если бы просто разодрал всю одежду, включая бельё, а потом просто взял задуманное.
Нет.
И на этот раз нет…
Другая его ладонь забирается в мои волосы, комкает их в своём кулаке, смещается к затылку, давит совсем немного, но ощутимо, и снова вынуждает смотреть ему прямо в глаза. В них царит тьма и мрак. Обещание. Моя расплата.
– Сегодня я позволю тебе выбрать. Разденешься ли дальше сама, ляжешь на кровать и раздвинешь передо мной свои ножки так широко, как только я захочу, – перехватывает мои собранные в кулак пряди немного иначе. – Или же встанешь на колени, а затем откроешь для меня свой неумелый ротик, оближешь и возьмёшь мой член так глубоко, как только сможешь.
Если у меня и есть выбор в самом деле, то весьма сомнительный. Он ещё не договаривает, а мои колени в самом деле подгибаются. Не только из-за собственной слабости. Кай давит и тянет за волосы куда сильней, чем прежде – у меня просто не остаётся иного варианта.
Расставаться с девственностью, потому что кое-кто жаждет чужой крови, тоже не хочется…
– Правильно, – буквально читает мои мысли Кай, взирая на меня с высоты своего роста, отчего кажется ещё выше прежнего. – Ни один из вариантов не будет тем, что тебе понравится, ангелочек, – договаривает, а его ладонь в моих волосах сжимается гораздо крепче, другая – обхватывает за шею. – В этом и есть весь смысл.
Да нет в этом никакого смысла!
Лишь жуткие мысли и желания…
Хочется выкрикнуть ему в лицо.
Действительно ударить.
Засадить в него тот же треклятый скальпель.
Наконец-то избавиться…
Но конечно же, ничего из этого я не делаю. С трудом втягиваю в себя воздух и замираю, не дышу вовсе, едва его пальцы на моём горле сдвигаются выше, поглаживают подбородок, задевают губы. Он давит на них совсем слегка. Раскрывает. Оставляет от своих распутных действий грешно-горький привкус где-то в глубине моего сердца. И не оставляет времени принять какое-либо решение, обозначить что-либо вслух. Сам решает за меня и за нас обоих.
– Хватит с тебя на сегодня крови и боли, – произносит краткий итог, по-прежнему неотрывно глядя на меня. – Тем более, что я с первой минуты, как тебя встретил, только об этом и думаю.
В тёмном взоре вспыхивает нечто хищное, дикое, порочное, жадное. Пробирает до мельчайших косточек, забирается в самые глубокие уголки моего разума, усиливая и без того бешеное напряжение, пронизывающее рассудок. Сам Кай весь словно каменеет в один миг. Какая-то часть меня в этот момент хочет истошно верить: ещё немного и остановит, прекратит это безумие. Жалкая. Глупая. Наивная. Дурная.
Да, именно такая…
Прежняя я.
Сейчас…
Больше не касается моих губ, хотя другая его ладонь до сих пор надёжно фиксирует мой затылок, чтоб не отворачивалась. Я и не отворачиваюсь. Смотрю. Даже если бы и собиралась, всё равно не могу не смотреть. Не на него самого. На то, что происходит прямо перед моими глазами. Последующий щелчок пряжки отражается в моей голове, подобно очередному грохоту. Ничуть не тише колотится моё сердце. Всего нескольких движений вполне хватает, чтоб ремень на мужских брюках оказался расстёгнут, а следом и ширинка. Грубая ткань сползает по мужским бёдрам вместе с бельём, высвобождая выпирающую твёрдую плоть.
Где-то здесь я начинаю благодарить вселенную за тот наш прошлый раз, когда Кай позволяет уйти и я лишаюсь возможности принять в себя всё то, что сейчас перед глазами.
Да ну на…
Нет. Такое в меня точно не поместится.
