тоже отзеркаливаю его шаги, кручусь медленно.
Мы словно замерли в танце. Меня парализует.
– Надя… – выдает предупреждающе, словно ударяет импульсом, заставляет прикусить губы.
До обоняния доходит животный аромат его тела, перемешанный с туалетной водой.
Его запах.
Пячусь, но Баграт устает от нашей игры, протягивает руку и ловит меня за локоть, обжигает, тянет к себе.
Глаза у него становятся беспросветными, изучающими, он скользит пальцами по моему лицу, отводит прядь и ловит за шею, приближает к себе, скользит по мне взглядом.
Будто изучает.
Его большой палец нащупывает жилку на моей шее, которая бьется остервенело, быстро, словно сердце из груди выпрыгивает, и он чувствует это все, ласкает едва-едва, не отводит взгляда от моих глаз.
Ему ничего не стоит вырвать ребенка из моих рук, насильно развернуть к себе, но Баграт держит лишь меня, не прикасается к моем ребенку.
Большой палец проскальзывает по моей шее, к подбородку, останавливается на губах, а я понимаю, что он невероятно близок к волосикам Игната, которые по оттенку и структуре напоминают его собственные…
Пока моя ладонь скрывает это сходство, но только пока…
Веки Умара сужаются. Опасно.
Я ощущаю, что сейчас вся целиком в его руках.
– Покажи мне ребенка, – повторяет свою просьбу-приказ.
А у меня иголки рассыпаются по всему телу, колют, я лишь качаю головой.
– Почему так дрожишь, Надежда?
Прикрываю веки. Понимаю, что проиграла. Умаров просто играет на моих чувствах. Проверяет, изучает…
Поэтому я выдыхаю чистую правду:
– Страшно… Я боюсь тебя, Баграт…
Усмешка рождается на твердых губах, не могу понять ее смысл. Не могу вообще понять всего того, что происходит между мной и моим бывшим, с которым нас связывает нерушимое звено.
Мой сыночек.
– И правильно делаешь, Надежда…
Смакует мое имя, палец все так же ласкает мою кожу, а у меня в голове отбивает мысль. Баграта нельзя обмануть, он просто не позволит этого…
– Покажи его… – выговаривает вкрадчиво, уверенно, заставляет подойти близко. Слишком близко… вплотную.
Сжимаюсь вся, трепещу, а Баграт склоняется ко мне и в этот момент малыш на моих руках вырывается и резко разворачивается, сталкивается с Умаровым почти нос к носу.
Два профиля. Практически один в один. Я на руках держу уменьшенную копию Умарова, не нужно проводить экспертизу, чтобы понять.
Две пары глаз сцепляются друг с другом.
Молчание. Долгое. Жадный взгляд Умара, которым он впивается в моего сына, рассматривает.
Малыш же в свою очередь внимательно смотрит в лицо своего отца, больше не вырывается, замирает и рассматривает, пока, наконец, на его лице не появляется улыбка, а на щеке ямочка.
Сердце мое пропускает удар, когда на мгновение лицо Умарова искажается, кажется, что скулы становятся острее, он бледнеет.
Сын вдруг подрывается на моих руках, словно тянется к Умарову, чего отродясь не было. Брошка сторонится незнакомых людей, а сейчас протягивает ручки, подается вперед телом, хочет, чтобы Умаров взял его на руки.
Но я не допускаю этого, всеми силами притягиваю сына к груди, малыш не замечает неладного и продолжает, улыбаясь, тянуть руки, ловит отца за подбородок, трогает, ведет своими пальчиками, словно изучает.
А затем вдруг с важным видом заявляет:
– Ежик… ма… он как ежик… – тыкает пальчиком многозначительно и заявляет, – иголючий…
Баграт вдруг улыбается, оголяет крепкие зубы с острыми резцами, и спрашивает:
– Как тебя зовут, пацан?
Просто завязывает разговор. Налаживает контакт.
– Блошка, – отвечает малыш с важным сыном и Умаров переводит взгляд на меня…
Понимаю, о чем он думает.
В панике я звала своего Брошку…
– Почему Брошка? – спрашивает, но взгляда от моих глаз не отводит, малыш хлопает в ладоши, а я опять прогибаюсь под взглядом мужчины и отвечаю тихо, едва слышно:
– Потому что, когда родился, он от меня не отлипал, животик беспокоил, колики и резь, успокаивался только на моих руках, вот и носила сына на груди, как брошку…
Молчание. Опять. И взгляд Баграта, продирающий, не сулящий мне ничего хорошего.
– Мы, наверное, пойдем, – заявляю и смотрю в сторону двери, хочется бежать, но малыш на моих руках опять взбрыкивает:
– Хотю! Хотю туда! – вырывается и мне приходится опустить его, затем Игнат разворачивается и бежит в сторону песочницы.
Он любит играть с землей, может часами, не отрываясь, строить что-то, хочу пойти за ним, но тяжелая рука опускается на мой локоть, Баграт смотрит в сторону малыша, контролирует ситуацию, но меня не отпускает.
Убедившись, что Игнат принялся безмятежно играть, он опять смотрит на меня с высоты своего роста, склоняется к моим губам, заставляет задержать дыхание и выдает неожиданно охрипшим голосом:
– Мой сын.
Прикрываю веки. Вдох-выдох. Биение сердца и страх, который сковывает шею, не дает дышать.
– Нет, – отвечаю одними губами. Это не отрицание факта отцовства Умарова, это «нет», скорее, адресовано судьбе, которая играет со мной и бросает под каток Умарова снова и снова…
Резко тянет меня на себя, не церемонится, жестко, заставляет сделать шаг, удерживает в сильной хватке. Надавит сильнее, может переломать мне кость. Умар слишком сильный, бешеный и жестокий. Я слабая кукла в его могучих руках. Не замечаю, как слезы начинают течь по моим щекам, прокладывают мокрые дорожки, губы дрожат, в то время как Умаров фиксирует меня, оплетает руками так, что не вырваться.
Кулачками упираюсь в массивную грудь. Меня колотит.
– Что «нет»?! – выдает зло, рычит. – Говоришь «нет», когда сама течешь от меня? Которое из твоих «нет» – правда?! «Нет» мне? «Нет» сексу со мной? «Нет» тому, что родила от меня?!
Встряхивает так, что зубы клацают. Накрывает паникой, начинаю вырываться, но тщетно. Умара не сдвинуть. Поднимает руку, пальцы впиваются в мои локоны, стягивают на затылке.
Проходится по моему лицу ленивым, оценивающим взглядом, словно прицеливается. Прикидывает, как именно будет играть со мной, заставлять признать его правоту и обратить мое «нет» в «да»…
Не выдерживаю этот алчный взгляд. Холодок по спине проходится вдоль позвонков и ударяет в копчик дрожью.
Неожиданно вторая рука скользит к моей талии, проходится касанием, медленным, тягучим, ласкающим и отчего-то до жути страшным, стягивающим кожу мурашками.
– Раз так. Надя… Сделаю тест ДНК. Если будешь отнекиваться, радость моя, тогда я…
Замолкает, не выговаривает, а я сама додумываю самое страшное… То, чего боялась все эти годы…
Отниму у тебя сына…
Он… он действительно может…
Умаров способен лишить меня всего того, что осталось после него, что не дало умереть, что позволило выжить, мое маленькое счастье, мой смысл жизни, моего мальчика…
– Умар… – тяну его прозвище, кусаю губы, но не могу заставить себя ответить что-либо, за меня это делает Баграт.
– Игнат мой сын, Надежда. Я не слепой и вижу, что мальчик моя точная копия.
Неожиданно притягивает меня к себе, сжимает талию так сильно, что мне кажется, что на коже проявятся синяки, зацветут. Напрягаюсь вся, зубы стучат от страха.
Но Умаров ничего не делает. Он смотрит в мое лицо. Внимательно. Слишком проницательный взгляд.
От него такого кожа мурашками покрывается, потому что прямо сейчас Баграт решает мою судьбу.
И действительно спустя мгновение мужчина произносит:
– Сейчас ты вернешься в палату и соберешь ваши вещи. С сегодняшнего дня вы живете со мной. В моем доме.
– Не хочу я жить с тобой! – выкрикиваю неожиданно яростно. Я словно в плену, в капкане, Баграт не дает выбора, не оставляет ни шанса.
Приподнимает бровь, серые глаза приобретают стальной оттенок, когда выдает совершенно спокойно:
– Хорошо. Тогда я забираю своего сына.
Самые страшные слова произнесены. То самое, чего я так боялась. Начинаю вырываться из хватки мужчины, царапаюсь, но не кричу, боюсь своим криком напугать Игната.
Одного раза нам хватило, когда чокнутый упоротый фиктивный муж пытался проникнуть в дом деда с бабушкой, чтобы они ему дали очередные деньги взаймы.
Тогда дедушка взял двустволку и нацелился прямо на внука, перегар Стаса вмиг прошел, но сцену случайно увидел Игнат.
Пытаюсь успокоиться, собраться, перестать сопротивляться катку по имени Баграт
