Привет, я вернулась. О, и ты изменил мне. Собирай свое дерьмо и убирайся.
За исключением того, что я не могу выгнать его, потому что в договоре аренды указано только его имя. Именно поэтому мне так трудно уговорить мистера Бартли дать мне запасной ключ.
— Джордан, ты мне всегда нравилась. — Мужчина одержимо разглаживает свои седые усы большим и указательным пальцами. — Но без разрешения Линкольна я не могу впустить тебя в квартиру.
— Уверяю вас, если бы он был дома, он бы сам меня впустил. — Я стучала в дверь в течение пяти минут, не получая ответа. — Он, должно быть, на работе. Вы могли бы позвонить ему и… на самом деле, я, вероятно, должна позвонить ему.
Почему я не подумала позвонить ему, как только приземлились? Или в любое другое время после, когда у меня был доступ к телефону? Наверное, я не была готова встретиться лицом к лицу с тем, что меня здесь ждет.
— Можно мне? — Я указываю на телефон мистера Бартли на его столе.
— Конечно. Но мне нужно будет поговорить с ним лично, если он даст добро.
Я набираю номер Линкольна, надеясь, что он ответит. Он менеджер в «Чабби», но уже достаточно поздно, вряд ли он слишком занят.
— Спасибо, что позвонили в «Чабби», дом самой толстой сосиски в Нью-Йорке. Это Линкольн.
Услышав его голос впервые за несколько недель, слова застревают у меня в горле.
— Алло?
— Линкольн.
Абсолютная тишина.
— Это я. Джордан.
— Джо? Твою мать, Джо! Где ты?
— Я с мистером Бартли пытаюсь уговорить его впустить меня в нашу квартиру.
— Джо. — Его голос срывается. — Я… Боже мой… Я думал, ты умерла.
Мои глаза наполняются жаром.
— Почти. Я тебе все расскажу, но не поможешь ли ты мне попасть к нам домой?
— Меня трясет. Не могу поверить, что ты жива. Никуда не уходи. Я уже в пути.
Телефон отключается.
Я вешаю трубку, и мистер Бартли поднимает бровь.
— Он уже в пути.
— Можешь подождать здесь. — Он хватает ржавый ящик с инструментами и хромает к двери. — У меня вызов в триста вторую.
Вместо того чтобы сидеть в его душном кабинете, где воняет сигарами и ржавым металлом, я сижу на крыльце. Город выглядит по-другому с тех пор, как я уехала. Листья стали ярко-оранжевыми и красными и ловят ветер, который шепчет, что скоро зима. Я никогда больше не смогу воспринимать снег как раньше — грязную уличную слякоть и покрытые мокрым снегом окна. Вместо этого снег всегда будет напоминать мне о долгих днях и ночах, тихой хижине и теплом огне. Замерзшем сиденье уборной и ветре, завывающем в деревьях. Горячей еде и затхлых шкурах животных. Даже не закрывая глаз, я вижу большую спину Гризли, сидящего за тем столом. Я слышу его ворчливые ответы и чувствую напряжение, которое все сильнее и сильнее накручивается между нами. Я все еще чувствую его руки. Грубую силу, когда он работал, чтобы спасти мою жизнь, и соблазнительную нежность, когда позволил себе прикоснуться ко мне.
Такси подъезжает к фасаду здания, и прежде чем оно полностью останавливается, Линкольн выскакивает из задней части и мчится ко мне. Он останавливается в метре передо мной и рассматривает мою одежду, волосы и, наконец, мое лицо.
— Боже мой, ты действительно здесь.
Я поражаюсь тому, что мы стоим лицом к лицу, и все же кажется, что между нами все еще огромное расстояния.
— Я здесь.
— Ты выглядишь… — Он моргает, как будто не может поверить в то, что собирается сказать. — Фантастически.
Я ценю комплимент, но, учитывая все обстоятельства, последнее, чего я хочу — это его лесть.
— Мы можем войти внутрь?
— Да, конечно. — Он достает из кармана ключи и, поднимаясь по ступенькам, заключает меня в объятия. — Мне кажется, что я сплю.
Когда-то быть в его объятиях было моим любимым местом. Местом, где я чувствовала себя в безопасности, зная, что я для кого-то важна. Что моя жизнь имеет значение. Его руки больше не дают эту безопасность.
Я похлопываю его по спине в молчаливой просьбе об освобождении.
— Я действительно устала.
— Прости, — говорит он и отстраняется.
Я задерживаю дыхание от запаха плесени и мусора на лестничной клетке, когда поднимаюсь в нашу квартиру на втором этаже. Линкольн отпирает дверь и впускает меня внутрь.
Площадь в пятьдесят четыре квадратных метра мало изменилась с тех пор, как я была здесь в последний раз. Здесь все также пахнет тропическим освежителем воздуха, смешанным с древесной гнилью, и единственное окно все еще пропускает очень мало солнечного света.
— Что, черт возьми, случилось, Джордан?
Я стою в гостиной и замечаю контейнеры с едой на кофейном столике и слой пыли на экране телевизора.
— С чего начать…
Он тяжело вздыхает и падает на диван.
— Как насчет той части, где ты покинула лагерь и больше не вернулась?
Сажусь за наш обеденный стол, который на самом деле представляет собой железный столик во внутреннем дворике на двоих, который мы купили на гаражной распродаже в прошлом году.
— Я заблудилась, поскользнулась и упала с хребта, вывихнула плечо, довольно сильно ударилась головой… — Я касаюсь красной метки, скрытой под волосами. — Сломала пару ребер.
— Господи… — выдыхает он. — Было так холодно. Мы повсюду искали тебя.
Я наклоняю голову.
— Очевидно, не везде.
Мужчина отшатывается.
— Подожди, ты же не винишь нас за то, что мы тебя не нашли, правда?
Я вздыхаю и качаю головой.
— Нет. Конечно, нет.
— Нам нужно было выбраться оттуда до того, как разразится буря. Мы спустились вниз, отправились прямо в офис лесничества и сообщили, что ты пропала. Они сказали, что ничего не могут сделать до утра, а затем шторм приостановил их поиски. — Его лицо бледнеет. — Боже мой, Джо. Погода. Как ты… — Он с трудом сглатывает.
— Меня нашли. Я то теряла сознание, то приходила в себя, мне было холодно и очень больно. Следующее, что помню, я оказалась в тепле в маленькой охотничьей хижине.
— О, слава богу. — Линкольн откидывается на спинку дивана и трет глаза. — Нам сказали, что никто не смог бы пережить шторм без укрытия. Я подумал… — Он качает головой.
— Нам?
Он садится ровно и моргает.
— Что?
— Ты сказал, что нам сказали. Нам?
— Мне, Дарину и Кортни. — Он отводит взгляд, когда произносит ее имя. — Я должен позвонить им, сообщить, что с тобой все в порядке.
Мужчина достает из кармана телефон.
— Мы можем подождать? Это был действительно долгий день, и я хотела бы немного поспать, прежде чем отвечать на миллион вопросов.
— Да, конечно. Как скажешь. — Он смотрит себе под ноги. — Ты, э-э… — Его глаза наполняются жалостью, когда он смотрит на меня. — Ты должна знать, что я пытался позвонить твоей маме. Я подумал, что она, возможно, захочет узнать…
— Ей все равно.
— Я оставил сообщение. Так и не получил ответа. — Он не может смотреть мне в глаза, поэтому смотрит на мои руки, сложенные на коленях. Его брови сходятся на переносице. — Где твое кольцо?
— Потеряла.
— Ох. — Я замечаю, что он не спешит сказать, что заменит его. Его неверность висит между нами как большой жирный слон. Линкольн быстро встает. — Ты голодна? У меня здесь не так много еды, но я мог бы сбегать и купить что-нибудь.
— Нет, я в порядке.
Встаю и улыбаюсь так вежливо, как только могу. Мне нужно придумать план. А до тех пор я буду держать свои карты при себе.
Снимаю пальто и иду в нашу маленькую спальню. Полутороспальная кровать, по крайней мере, застелена, а подушки взбиты. Зевок ползет вверх по моему горлу. Эта одежда слишком хороша, чтобы просто бросить ее на мой комод, поэтому я открываю шкаф, что бы взять вешалку и… Какого черта?
— Джо, подожди! — Из дверного проема доносится голос Линкольна. — Черт… об этом. — В его голосе звучит стыд и смущение.
— Ты избавился от всей моей одежды.
— Я… Я не думал, что увижу тебя снова.
Дрожащей рукой я беру пустую вешалку и вешаю куртку на пустую сторону стержня.
