кофе. Сейчас.
Мы снова молчим, хотя мне слишком о многом хочется сказать и спросить. Но это почему-то кажется таким трудным, что слова застревают в глотке. Прямо впервые со мной такой казус приключился.
– Пойдём.
– В беседку? – щурится, глядя на меня поверх чашки, а я беру её за руку и стремительно иду в свой двор. Не зря же я половину вечера убил на наведение порядка в долбаной беседке.
До неё совсем недалеко, и я понимаю, что мне срочно нужно сесть. А лучше принять ледяной душ или дров наколоть. В самом деле, на стенку готов лезть, особенно после того, как увидел Катрин в этом её чёртовом платье. Тому дрыщу повезло, что я не поклонник мордобоя. Хотя убить его, конечно, хотелось.
– Знаешь, я любила пить здесь вишнёвый компот, – замечает Катрин, когда оказываемся внутри увитой виноградной лозой беседки.
– С пирогами?
– С пирогами, – улыбается и ставит наполовину опустевшую чашку на столик.
– Сестра, кстати, напекла каких-то булок… хочешь?
Катрин кивает, и я ухожу в дом, радуясь временной передышке. В пояснице пульсирует, трусы тесные, будто я какого-то школьника ограбил, а во рту сушь пустынная. И мне бы трахнуть кого-то, чтобы отпустило, но… тысяча но.
И самое весомое: мне не нужен кто-то, чтобы просто спустить излишек спермы. Не полегчает, хуже только станет. Мне нужна Катрин.
Это осознание бьёт наотмашь, сносит с ног, а член начинает пульсировать ещё ощутимее. Чёрт. Я бью кулаком по столешнице, стоящие на ней стаканы жалобно звенят. Самое паскудное во всём этом, что Катрин не годится на роль девушки, которую можно трахнуть и наутро забыть. Это скотство, и я прекрасно понимаю это, да только нужны ли нам с ней отношения? Что это вообще такое – нормальные отношения? Я много раз пытался, но не выходит у меня, не получается. Даже с Машей всё было хорошо, пока она не поняла, что женитьба и совместный быт – последнее, что мне нужно.
Растираю пальцами лицо, тру глаза, ещё не понимая, что в комнате не один. Интересно, Катрин вообще умеет сидеть на одном месте?
– Всё хорошо? Тебя долго не было, я начала волноваться.
Господи ты боже мой. Пусть сколько угодно сопротивляется, отталкивает меня и вспыхивает по любому поводу, но одно то, что она волновалась, говорит о многом. Слишком многом.
И я разворачиваюсь, а Катрин совсем рядом. Стоит за моей спиной, теребя край своей слишком просторной, но до чёртиков сексуальной футболки. На лице сложная смесь эмоций, как самый острый и пряный коктейль. И я не хочу и не могу сейчас думать о чём-то, кроме её губ. И шелковистой кожи, и волосах, в которые так офигенно запускать пальцы.
– Всё хорошо, – уверяю, протягивая руку. Мои пальцы зависают в паре миллиметров от её щеки, а Катрин вздрагивает, будто с обрыва собирается нырнуть.
Я не знаю, нужны ли сейчас слова. Нужны ли вообще слова, когда невозможно сопротивляться её очарованию и непосредственности. Зачем они, когда до ломоты в суставах восхищаюсь её смелостью и готовностью принять любой бой, навязанный судьбой.
– Я хочу, чтобы ты знала: у меня сейчас нет никого.
– А…
– Б, – отрезаю, пресекая возражения. – Никого нет, говорю. А то, что ты видела в коридоре – хрень полная.
Когда она так близко, я теряю способность выражать свои мысли чётко и правильно. Но пытаюсь, хотя это чертовски сложно.
Наверное, Катрин хочет что-то сказать, но я не даю ей такого шанса – она девушка, которой нельзя позволять слишком много думать. Сбежит, роняя тапки, найдёт сотню причин для этого. Она боится того, что чувствует ко мне – боится намного сильнее, чем я.
Потому я делаю единственное, чего хочу, единственное, что просит мой организм. Я её целую.
Наплевать, что будет завтра. Неважно, что произойдёт через час. Её губы мягкие и сладкие, а на юрком языке привкус сахара и кофе. Катрин обнимает меня за шею, а я толкаюсь всем телом вперёд, чтобы иметь хоть какую-то опору сейчас. Упирается задницей в столешницу, а я приподнимаю Катрин, чтобы усадить на тёплое дерево. Что-то летит на пол, звенит, разбиваясь, а длинные ноги обвивают мою талию, лишая воли к сопротивлению. Попробуй остановись, когда даже сквозь двойной слой ткани я чувствую, что она хочет меня. Хочет, но молчит.
Целую, впиваясь в губы с жадностью, наверняка делаю больно своим напором, прикусываю и зализываю следы, как бешеный пёс. Перед глазами взрываются салюты, Картин стонет, прогибаясь в пояснице, а мне кажется, что схожу с ума. Я толкаюсь бёдрами, готовый кончить, не снимая трусов, а Катрин крепче обхватывает меня ногами.
– Ещё немного и я не смогу остановиться, – предупреждаю на всякий случай, а Катрин проводит ногтями по моей спине, без слов соглашаясь на всё, что может случиться дальше.
И я снова целую её, а жадные руки задирают футболку. Одежда мешает, она лишняя, потому что я до приступа тахикардии хочу увидеть её голой. И вот, когда её футболка летит на пол, а я готов задохнуться от открывшегося взгляду зрелища, за окном раздаётся звук автомобильного клаксона.
Да чтоб оно всё в задницу осла провалилось. Катрин напрягается, и я понимаю, что момент окончательно испорчен. Прости меня Господи, но я действительно готов убивать – безжалостно и беспощадно.
– Ну его на хер, – выдыхаю в пахнущую корицей шею, а Катрин мотает головой. Упирается руками в мою грудь, но не отталкивает. – Просто сделаем вид, что нас нет дома.
– Но там кто-то приехал, – говорит жалобно, а я готов материться во всё горло. – Вдруг что-то случилось?
Она жмётся ко мне сильнее, я обнимаю её за плечи, прижимая к груди. Она тёплая и почему-то дрожит. В голове пульсирует мысль: «Я забыл закрыть калитку». И это усложняет ситуацию. Остаётся надеяться, что это не Аня, потому что второй раз я уже ничего не исправлю.
– Моя футболка, – шепчет на ухо, но я не хочу её отпускать. – Вадим, верни футболку.
Я тяжело вздыхаю, злясь. Ладно, футболка так футболка. Катрин едва успевает одеться и привести себя хоть в какой-то порядок, когда за спиной
