— Практикую закаливание, — хрипло бормочу я новую несусветную выдумку, упрямо загибая «буквой зю» свою изломанную линию.
— Испытываешь на прочность моё терпение? — ласково прикусывает подушечку моего указательного пальца.
— И это тоже, — небосвод прошивает яркая вспышка молнии, а мне кажется, что она проскользнула между нами. Вздрагиваю, киваю и тону в шоколаде его глаз.
— Что ж...
Ярослав качает головой, будто бы раздумывает как ещё меня пытать, но я не позволяю ему этого. Только прочищаю горло и, словно строгая учительница, выговариваю нерадивому ученику.
— Это не твоё дело!
— Занятная теория, — хмыкает Басов, а затем наконец-то отпускает мои ладони, но только чтобы потянуться к моей ветровке, которая прилично торчала из рюкзака.
— А ну, не смей! — попыталась воспротивиться я, но потерпела сокрушительное фиаско против этого сильного, раскачанного парня, который даже дыхание не сбил, когда выдирал у меня из рук мой позор.
Стыд обжёг щёки кипятком, а внутренности концентрированной серной кислотой. Но что я могла? Только сидеть понуро и ждать брезгливого осуждения, когда Ярослав всё-таки увидит, что именно там написали про мою убогую персону.
— Твари! — тихо прошипел Басов, а затем скомкал ветровку, будто бы она была повинна во всех бедах и закинул её куда-то на заднее сидение.
И переключил рычаг скорости, намереваясь тронуться с места.
— Стой! — закричала я.
— Осади, Истома. Мне через пять дней стукнет восемнадцать.
— Вот когда стукнет, тогда и поговорим, — не на шутку запаниковала я, когда парень с упорством раненного в зад бизона прибавлял скорость и не намерен был тормозить.
— Поговорим, — неожиданно его рука скользнула мне на бедро и прихватила мою ладонь, переплетая наши пальцы и посылая по моему телу бродить сладкое электричество, — обязательно поговорим, Истома. А потом и ещё раз прокатимся. А теперь сиди тихо, пока я не нарубил дров.
И последние его слова были сказаны таким свирепым тоном, что я предпочла больше не спорить, а от греха подальше пристегнуться и вжаться в сидение на возможный максимум. И только спустя минут десять отвисла и всё-таки решила уточнить:
— Куда ты везёшь меня? — жалобно.
— Куда надо, — с усмешкой.
— А конкретные координаты можно узнать? — просительно.
— В рай, — поднял мою руку, поцеловал в ладонь и снова втопил педаль газа в пол.
— У меня родительский контроль, Ярослав, — запоздало спохватилась я, — меня же мама прибьёт!
— Отключи телефон. Скажешь, что сел по дороге.
— Ты просто..., — а слов найти и не могу. Только белый шум в эфире от полнейшего ступора.
— Нет, Истома. Я — не просто. Я — очень, очень сложно. Привыкай. У нас с тобой это надолго.
— Да неужели? — зашипела я, пока копошилась в рюкзаке и делала так, как он говорит — отключала мобильный.
— Да. Но ты пока можешь и дальше творить дичь, изображая из себя рабыню Изауру и отрицая очевидные вещи.
— Это какие же? — часто-часто задышала я, ловя его горячие взгляды в свою сторону и против воли любуясь его профилем.
— Ты на меня запала.
Что???
Вероника
Так, Вероника, так! Только не орать! Не паниковать и не отрицать с пеной у рта его сомнительное убеждение. Он только этого и ждёт, чтобы закрепить свой успех и возликовать. Сейчас выдыхаем полной грудью и непринуждённо тянем его же слова.
Давай! Жги!
— Занятная теория...
А-е, пятёрка!
— Это не теория, Истома. Это — аксиома.
Вот же... жук!
— П-ф-ф, — всё-таки фыркнула я, а Ярослав в голос рассмеялся, откидывая голову назад и сверкая бусинкой пирсинга в своём языке. Да так задорно, легко и заразительно, что мне тоже захотелось улыбнуться в ответ. Ну или приложиться по его холёному лицу своим неподъёмным рюкзаком. Как сдержалась? Чудом!
— Ну ты не переживай. Я полностью отвечаю тебе взаимностью, — продолжал отыгрывать бессмертную арию на моих нервах Басов и маскировать всю горечь бытия приторным подсластителем.
— В каких мечтах ты витаешь, человече? — заставила и я себя непринуждённо рассмеяться, хотя изо всех сил пыталась найти внутри себя опровержения его словам.
Ничего подобного. Никакого западания. У меня нет на всё это ни душевных сил, ни элементарного желания. С жизненным кавардаком бы хоть как-то разобраться.
А между тем, пока я занималась самоедством и самокопанием, автомобиль Басова притормозил, а сам он решительно покинул салон, кинув мне лишь короткое и необъяснимое:
— Жди, и я вернусь.
Ну супер...
А я?
А я сидела и тряслась как Каштанка, пока парень размашистым шагом шёл к огромному торговому центру, возле которого мы и запарковались, а затем скрылся за вращающимися дверьми. Но уже спустя минут пятнадцать появился вновь. И не один, а с брендированным пакетом. Затем снова уселся на своё незаконное водительское кресло и протянул мне то, что, видимо, только, что купил.
— Что это?
— Это тебе.
— А мне не надо, — переложила подарок на его колени.
— А я сказал, что надо. Возражения? — тут же вернулся мне пакет обратно.
— Да полно! — завелась я с пол-оборота, но вмиг стихла, когда услышала предостережение, сказанное с поистине дьявольской улыбкой на скуластом лице Басова.
— Произнесёшь хоть одно, и я тебя поцелую, Истома.
— Что? — задохнулась я.
— Взасос.
— ..., - только хлопаю глазами и смотрю на него как баран на новые ворота, а он, видимо, считает, что мне требуются дополнительные пояснения, и продолжает швырять меня в эмоциональный шторм.
— С языком и так, что у тебя туфли с ног послетают и уши в трубочку свернутся. Поняла?
— Какие жуткие перспективы...
— Ты хотела сказать «жаркие»? — улыбается и демонстративно начинает поигрывать серьгой в своём языке.
А мне каждое его движение всё равно, что пинок с ноги в живот. И удары эти растекаются жгучим перцем по венам.
Ой... мама...
Кажется, с мясом отрываю от него взгляд и всё-таки решаюсь заглянуть в пакет. А там уж достаю из него совершенно новую и невероятно стильную ветровку. Такую, о которой могла бы мечтать любая девчонка на моём месте. Она скроена по типу бомбера, нежно-розового цвета с чёрными, голографическими вставками и шевроном с указанием популярного модного бренда - «А/Х».
— Ты с ума сошёл? — шепчу я и качаю головой.
— Сошёл, Истома, — и я чувствую, как ладонь Басова ложится мне на затылок, а затем настойчиво разворачивает к себе, пока между нашими лицами не остаются жалкие сантиметры, искрящиеся от такой же грозы, что бушует за окном.
— Я не могу ее принять, Ярослав, — прикрываю глаза и сглатываю, так как не способна бороться с тем волшебством, что окутывает меня, когда его пальцы начинают нежно проминать мой затылок и чуть зарываться во влажные волосы.
Это. Просто. Отвал башки!
— Почему? — трётся носом о мою щеку.
— Да что я маме-то скажу? — и стон всё-таки позорно, но вырывается из меня.
— Правду. Точнее — полуправду. Девочки нечаянно испортили твою ветровку, а потом взамен купили новую. Вот и всё.
— Я не умею врать, Ярослав.
— Пора учиться, — улыбнулся он, словно Чеширский Кот, и я внезапно от этой фразы словила болезненный спазм за рёбрами.
— Блин..., — облизнула в абсолютном раздрае и нерешительности губы.
— Делай, как я говорю и всё будет нормально. Верь мне. И больше никому.
А затем неожиданно отстранился и снова тронулся, кидая лишь отрывистый вопрос:
— Адрес?
Называю. А уже через четверть часа автомобиль тормозит в тени ракит, на углу моего дома.
А затем и Ярослав тянется ко мне с вполне себе очевидным намерением поцеловать меня. Его глаза буквально жрут мои губы, а руки нещадно тянут к себе.
Сердце стопорится в сахарном спазме.
— Что ты делаешь? — пытаюсь всеми силами отбиться я.
— Как что? — недоумённо хмурится Басов и вопросительно смотрит на меня. — Прощаюсь со своей девушкой.
