мнению, они заслуживают. Некоторые из этих людей сейчас находятся по ту сторону коридора. Твоя задача, — она ткнула пальцем мне в грудь, — быть умным. Сейчас критический момент не только для здоровья твоего отца, но и для твоего будущего. Если он умрет, это будет безумие независимо от того, что написано в его завещании. Поэтому, если ты не готов отказаться от наследства и хоть раз в жизни поработать, держи себя в руках.
В отличие от прежнего, ее прикосновение обжигало.
В ее пристальном взгляде читалось негодование. Она не была злой или бесчувственной; она была практичной, и, как обычно, была права.
— Жесткая любовь, Луна, — проворчал я. — У тебя это хорошо получается.
Я отошел от нее и подошел к глобусу. Я бездумно вращал его, наблюдая, как мимо проплывают Северная и Южная Америки, затем Европа и Африка, потом Азия, потом Австралия.
Я остановил его, когда в поле зрения снова появилась Южная Америка, и выдернул булавку из Колумбии. Она уколола мне большой палец, но я почти не почувствовал этого.
— Ты когда-нибудь желала кому-то смерти? — мягко спросил я. — Я не имею в виду фигурально или в порыве гнева. Я имею в виду, ты когда-нибудь засыпала по ночам, мечтая о том, как жизнь станет лучше, если конкретного человека не будет?
Это было самое близкое к тому, чтобы пролить свет на мои самые мрачные мысли, и последовавшие за этим мрачный стук часов звучал как удары молотка по стенам.
Английские часы деда в углу кабинета были одной из ценнейших вещей моего отца. Корпус из палисандра с замысловатым декором, циферблат из чеканного серебра, цифры с клеймом известного лондонского мастера серебряных изделий. Дед заплатил за них на аукционе более ста тысяч долларов, и эти часы стали олицетворением его подхода ко всему.
Ветерок коснулся моей кожи, когда Слоан потянулась к булавке.
— Да, — ее пальцы коснулись моей ладони на одну-единственную, томительную секунду, прежде чем она вогнала булавку обратно в глобус. — Это не делает нас плохими людьми и не является оправданием. Мы не всегда можем контролировать свои мысли, но мы можем контролировать то, что мы с ними делаем.
Ее взгляд переместился с антикварной поверхности глобуса на мои глаза.
— Тогда вопрос в том, — сказала она, — что ты собираешься делать дальше?
ГЛАВА 13
На ближайшие двадцать четыре часа, пока глава семьи находился между жизнью и смертью, поместье Кастильо Персонал окутал мрак. Персонал работал медленнее, семья разговаривала тише, а солнечный свет, проникавший в окна, тускнел, как только попадал в пропитанный страхом воздух особняка.
Я держалась подальше от всех, кроме Ксавьера.
Я не очень хорошо относилась к задумчивым миллиардерам и не умела утешать людей. Однако я не могла оставить Ксавьера бродить в одиночестве, поэтому и стала искать его в особняке с подкреплением в руках.
У меня было свободное время — вчера вечером я закончила писать заявление для прессы, и ни одно крупное издание не взялось за статью Перри о моих злоключениях в Испании. Я не была знаменитостью, но отсутствие отклика было подозрительным. Тем не менее я восприняла это как подарок Вселенной. Мне хватало реальных.
Наконец я нашла Ксавьера в каморке за просмотром документального фильма на ESPN (прим. американский международный базовый кабельный спортивный канал) о лучших спортсменах мира. Одна его рука была на спинке дивана, а в другой он держал бутылку фирменного пива Castillo Group.
Волнистые волосы, кашемировый свитер, футболка за триста долларов. Это был тот Ксавьер, которого я знала и не очень любила.
В груди зашевелилось что-то похожее на облегчение. По крайней мере, он вел себя почти как обычно.
— Извини, Луна, но тебе придется найти другой телевизор для своих романтических фильмов, — сказал Ксавьер, не отрываясь от экрана. — Этот занят.
— Знаю. Я пришла не фильм смотреть. — Села я рядом с ним и поставила то, что было в моих руках, на кофейный столик. — Я пришла увидеть тебя.
Он посмотрел на меня с явным удивлением, но затем успокоился.
— Зачем?
— Тебе нужно поесть, — я посмотрела на пустые пивные бутылки, разбросанные вокруг нас. — И выпить что-нибудь не алкогольное.
— Ты пришла, чтобы накормить и напоить меня? — под сомнительным тоном Ксавьера чувствовалось веселье.
— Будто ты надоедливое домашнее животное, которое мне досталось. Вот, — я сунула ему в руку бутылку воды, а на колени — тарелку с домашними эмпанадас.
Ксавьер зашипел и быстро поднял тарелку со своих ног, но также быстро опустил ее обратно.
— Боже, как горячо.
— Тогда ты должен съесть их, пока они не сожгли твой любимый отросток, — невинно сказала я.
На губах у него заиграла улыбка, и он стер ее прежде, чем взять эмпанаду.
— Фирменное блюдо Дорис и мое любимое. Как ты узнала?
— Я и не знала, увидела, что ты не ешь, и спросила, может ли она для тебя что-нибудь приготовить, и она сделала это.
Мое признание вызвало дрожь — электрический разряд, который пронесся между нами и поглотил все беззаботное настроение в воздухе.
Намек Ксавьера на смех исчез. В животе забурлило тепло, и я неосознанно переместилась под его горящим взглядом.
— Спасибо, — сказал он со странной ноткой в голосе. — Это было… очень заботливо с твоей стороны.
Я ответила жесткой улыбкой, надеясь, что он не видит, как кровь подступает к поверхности моей кожи. Мне пришло в голову, что я, возможно, единственный человек, который проверил самочувствие Ксавьера с момента его прибытия — все остальные были слишком заняты или им было все равно, — и это осознание вызвало во мне противоречивые эмоции.
Он был взрослым. Он не нуждался в чьей-то заботе, но я чувствовала удовлетворение, когда он ел эмпанадас и пил воду без возражений.
— Со сколькими из них ты работаешь? — Ксавьер кивнул в сторону экрана, на котором в перерывах между клипами мелькала галерея спортсменов-суперзвезд. Они показывали лучших и самых ярких представителей всех крупных профессиональных спортивных лиг Западного полушария: НФЛ, НБА, МЛБ, Премьер-лига, Ла Лига.
