Харитон не шевелится и не моргает.
— А сесть сверху и чтобы проконтролировать весь процесс? — вскидываю бровь. — Нет. Я люблю получать удовольствие в пассивной роли, — хмыкаю, — как и жить, в принципе.
Осушаю бокал и уже сама себе наливаю. Будь тут Рома, то он бы забрал бутылку, встал и увел бы меня домой.
Но его нет.
Есть молчаливый Харитон, который сейчас, наверное, придумывает отмазку, чтобы сбежать от чокнутой бабы с колдовскими глазами.
— Я считаю, — Харитон встает и неловко улыбается, — я не ваш мужчина.
— Мой мужчина натрахал на стороне ребенка, — поднимаю взгляд, и Харитоша пятится, белый, как скатерть на столе. — Вот так. Мой мужчина, — я встаю и хватаю бутылку со стола, — оказался лжецом, а я той, кто была рада обманываться! Потому что мне нравилась та картинка, которую он старательно мне рисовал. Я не знала его. И вот вопрос. Была бы я с ним, если бы знала, кто он есть на самом деле? Или отказалась? Как думаешь, Харитон?
Глава 46. Долгая история
Завтра я опять пойду на свиданку. Сайты знакомств и приложения для поиска "любви" очень облегчили жизнь одиноким женщинам с разбитыми сердцами.
Пока девочки у Ромы, то я буду вытравливать его из души скучными беседами, глупыми комплиментами и белым вином.
Сопьюсь?
Вряд ли.
Ой, да ладно.
Фыркаю под нос.
Это у меня такая психотерапия.
Когда вернутся девочки, я опять стану идеально мамочкой, которая готовит завтраки, обеды и ужины, и с улыбкой проверяет уроки.
Я боюсь того, что буду страдать по Роману до самой смерти, поэтому по советам, которые я нашла в интернете, пытаюсь отвлечься на других мужчин.
Как сказали, женщина в разводе не должна хоронить себя.
Надо почувствовать себя желанной.
Надо увидеть в глазах другого мужчины желание, и тогда боль отступит.
Чую, что это плохие советы, и их писали идиотки, которые не разводились с любимыми мужьями и не знают, что при разводе отмирает часть души, а в моем случае — почти вся душа иссохла.
Что он сейчас делает?
Меняет сонный и с синяками под глазами памперсы и слушает, как Алина читает ему с выражением роль Герды, которую должна через месяц сыграть на школьной сцене?
Или заснул на диване после ужина, а девочки сидят по обе стороны от него и смотрят телевизор без звука?
Или успокаивает Иву, которая не умеет кричать, а только кряхтит?
Я не буду о ней думать.
Она забрала у меня любимого мужа.
Прижимаю кулаки ко лбу.
И теперь она для Романа — его новая семья, потому что она не откажется от него, а он для нее — весь мир.
Однажды у Ромы и Ивы появится женщина.
Он не останется один, потому что он по своей сути — не одиночка, и он всегда нуждался в женской любви, заботе и тепле.
Думаю, что даже Алина и Варя теперь примут его новую женщину, потому что они сами изменились за это время, и уже просто ждут, что будет дальше.
Пришло осознание, что истерики, злость и ненависть не помогают жить. Они ранят, отравляют и не дают ночами спать.
И это касается не только их отца, но и меня. Я чувствую, что и нового мужчину с моей стороны они воспримут с обреченным согласием, что жизнь продолжается и что им не вернуть старой семьи, в которой мы жили слепыми и глухими дурочками.
— У вас все хорошо? — обеспокоенно спрашивает пожилой таксист.
Страшная правда в том, что я бы не приняла Романа в начале наших отношений таким, какой он есть на самом деле.
Потому что у меня были четкие ожидания от будущего мужа, и он мимикрировал под них.
Потому что любил.
И потому что сам хотел быть идеальным отцом и мужем.
И еще, наверное, потому что хотел, чтобы в его жизни была часть, которая не запачкана той грязью, которая тянется за ним вязкими черными следами.
Он всегда говорил:
— Зашел домой? Оставил работу за порогом.
Дома он был мужем и отцом, а не Громом, но Гром вырвался и показался с оскалом ярости и усталости и потребовал, чтобы его приняли.
Таким какой он есть.
Вместе с его ребенком, потому что именно это стало бы для него высшим проявлением любви, ведь столько лет любили не его.
А лишь роль, и никто за маску не заглядывал.
— Я устала, — убираю руки с лица и откидываюсь на спинку сидения.
Во мне нет сил, чтобы принять Иву.
Я лучше сойдусь с каким-нибудь стремным и ведомым мужичком, чтобы хоть немного заглушить в себе боль, чем пойму и приму Романа с Ивой.
Да, вот такая я эгоистичная сука, но для Ивы, для этой маленькой девочки, что не умеет кричать, моя честность и осознание своей женской слабости — благо.
Я не обманусь тоской по Роману, а после меня не накроет ревностью и раздражением на нее.
Пусть лучше у нее будет терпеливый папа, а мама потом обязательно найдется. Хорошая, добрая, и у этой мамы не будет в сердце раны, что Ива — ребенок измены.
— От чего устали? — спрашивает таксист.
— От того, какая я дура, — горько усмехаюсь, — люблю бывшего мужа, а быть с ним не буду.
— Почему?
— Долгая история, — отмахиваюсь.
Роман тоже понимает, что я не буду с ним. И понимал это уже тогда, когда решил открыть передо мной карты.
И, признаюсь, я даже рада, что он не стал меня обманывать в этой непростой ситуации, и был честен.
Я хоть увидела его настоящим.
Разъяренным, отчаянным и… слабым.
Я ведь не знала его таким. Он всегда был для меня стеной, а теперь стал человеком, и с этим знание я сама пережила метаморфозу.
Не такая уж и малахольная, как сказала моя мама. Вон как мужики меня шугаются, а я всего-то с ними веду честные разговоры.
В сумочке вибрирует телефон.
Пьяно зеваю и расстегиваю замок.
Сообщение от Вари. Тру нос и касаюсь экрана. Наверное, желает спокойной ночи, но я не права.
Замираю и не мигая смотрю на фотографию, а на ней…
Сердце учащает бег и подскакивает к глотке.
На ней запечатлен Рома, который задремал на диване, а на его груди спит хрупкая крошка в памперсе и с красными пятнами на спинке, ручках и щеках.
У дивана валяется пустая бутылочка, погремушки и пачка влажных салфеток.
Мне кажется, что сейчас даже мир застывает стоп-кадром, а машина такси зависает где-то вне пространства и времени, но меня рывком в реальность возвращает короткая вибрация, что обжигает руку до костей.
Варюша: Ой, не тебе, мам. Извини. Это Васе.
Фотография Романа и Ивы исчезает, будто ее и не было.
Но я ее видела.
И она отпечаталась в моем мозгу четкой картинкой.
Глава 47. Мы - бывшие
— Босс, — шепот Васи и стук в дверь.
Откладываю в сторону договора о новой партии кондиционеров на кирпичный завод в Рязани и сжимаю переносицу.
Кошу взгляд на люльку. Ива спит, посасывая большой палец. Красное пятно сыпи на тыльной стороне ладошке стал поменьше.
— Босс… — вздыхает Вася и спрашивает самого себя, — заснул опять, наверное.
— Нет, — откидываюсь на спинку кресла. — Заходи.
— Вот блин, — в его голосе проскальзывает обреченность жертвы, которую приготовили к жертвоприношению.
Я вскидываю бровь.
Вася надеялся и верил, что сплю?
Принес плохие новости?
Дверь бесшумно открывается, и Вася несколько секунд медлит на пороге. Я вскидываю бровь выше.
Он ведет себя как мальчишка, который нашкодил в школе, получил двойку и довел учительницу до нервного срыва, а теперь должен во всем это признаться строгому отцу.
Он вздыхает, проходит и садится в кресло перед моим столом.
Молчит и сжимает в руке смартфон.
— Вась, елки-палки, что случилось? — шепотом спрашиваю. — Не тяни кота за яйца.
— Мне тут… фотографии прислали, — Вася отводит взгляд в сторону. — Еще пару часов назад.
Теперь смотрит на потолок.
— Но вы с Ивой спали, и я…
— Василий, — постукиваю пальцами по столу, намекая, что он начинает меня раздражать. — Показывай, рассказывай… Что за фотографии.
