она научилась самостоятельно передвигаться, то, видимо, и планета ускорила скорость своего вращения, иначе никак не объяснить моментальные перемещения моей непоседы. Только что она была здесь, а спустя мгновение — Насти нет на месте. И любимая игра моей мамы, «Где Настя? Нет, Насти!», идеально подходила для её внучки.
Хватаю ключи, и, даже не взглянув на себя в зеркало, мчусь в садик. Уже у самых ворот останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Прикладываю ладони к горящим щекам и на всякий случай вытираю под глазами. Я пользуюсь стойкой косметикой, но никогда нельзя быть во всём уверенным. В этом я убедилась несколько минут назад, когда мой крепкий брак развалился на части.
Запрещаю сейчас думать об этом и выискиваю глазами своего ребёнка. Группа гуляет на улице, но среди детей моей дочки нет.
— Здравствуйте, а Настя где? — спрашиваю у воспитательницы, продолжая озираться.
— Здравствуйте, Ясмина Анатольевна, — тянет Елена Сергеевна и тоже смотрит по сторонам. — Только что здесь была… Стёпа, ты Настю не видел?
Стёпа качает головой и для убедительности пожимает плечами.
— Она с Лёвой туда побежала, — показывает пальцем Арина. Та ещё ябеда. Но в данном случае этот недостаток играет на руку.
— Ох, уж этот Лёва, — хмурится Елена Сергеевна.
Да и Настя хороша.
Тандем Лёва-Настя ужасно взрывоопасный. Эти двое, как два химических элемента, которые без контакта абсолютно безопасны, зато когда они вместе, то последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
Елена Сергеевна просит коллегу присмотреть за остальными детьми, а сама идёт, куда показала Арина. Иду за ней следом, слушая причитания:
— А ведь, когда мы на прогулку собирались, я ещё подумала, что день сегодня прошёл, на удивление, тихо, и наша Настя ничего не успела учудить. Вот, видно, и сглазила.
Мы обходим здание детского сада, но ни Насти, ни Лёвы нигде не видно.
— Да что же такое! Хоть маячки на каждого вешай!
— Мы пробовали. Не помогает, — произношу, отчаянно пытаясь сообразить, куда могла забраться моя дочь.
— Тогда на верёвочку привязывать! — не сдерживает эмоции воспитательница.
— Тише, — прошу её, услышав неясный звук.
— Что… — начинает Елена Сергеевна, но я знаком показываю ей замолчать.
Разворачиваюсь назад и вглядываюсь в пристройку, расположенную за зданием, как раз где мы находимся. Вроде ничего необычного. Громко топаю, делая вид, что мы уходим, а сами встаём за углом злополучного хозблока. Проходит не больше двух минут, как сверху показываются кудряшки Насти.
Елена Сергеевна хочет окликнуть, но я не даю ей.
— Ушли? — шёпотом спрашивает показавшийся Лёва.
— Ага. Давай слезать, а то попадёт.
— Давай.
Дочка разворачивается и появляется Настина попа, соблазнительно предлагая провести воспитательные меры.
Как маленькая обезьянка Настя цепляется за декоративные выступы и оказывается на земле. Точно таким же способом слезает Лёва, и эти двое несутся на детскую площадку.
— Вот что мне с ними делать? — сокрушённо качает головой Елена Сергеевна.
«Понять и простить», — как сказала бы моя мама.
— Я поговорю с ней дома, — обещаю воспитателю.
В этом есть и её вина, что не уследила за детьми. Но за такими детьми сложно уследить, если действительно не привязать их за верёвочку.
Мы с Еленой Сергеевной возвращаемся на участок. Лёва и Настя, как самые примерные дети, сидят на качалке.
— Елена Сергеевна, они только что прибежали! — сдаёт потеряшек Арина.
Лёва корчит грозную рожицу, а моя попрыгушка подлетает ко мне и обнимает за ноги. Отлепляется и осторожно взглянув на воспитательницу отпрашивается:
— Елена Сергеевна, можно мне пойти домой? За мной мама пришла. — Дочь строит невинные глазки.
— Маму я вижу, а ты ничего не хочешь сказать?
Настя опускает голову и ковыряет песок носком кроссовка.
— Мы больше не будем, — признаёт вину за двоих, и Лёва согласно кивает.
Меня, конечно, радует, что не прозвучало обычного «это не мы», но что-то я не особо им верю.
— Надолго вас хватит, Настя? — усмехается Елена Сергеевна, угадав мои мысли.
— Сегодня точно, — «успокаивает» воспитателя моя дочь.
— Ну, хорошо, что хотя бы сегодня, — качает головой. — Можно идти домой, — разрешает.
— Спасибо, Елена Сергеевна! До свидания! — Просто ангелочек, а не девочка. Только впереди два выходных, и этот «ангелочек» ещё себя покажет.
Беру дочь за руку, и мы выходим за территорию детского сада.
— Сама расскажешь? — прошу дочь.
— Видела, да?
— Конечно, видела.
Идёт, сопит. Знает, что виновата, но также знает, что наказания не будет.
— Я больше не буду, — бурчит под нос. — И буду вести себя хорошо.
— Это я слышала сегодня утром, и вчера, кстати, тоже, и даже позавчера… — напоминаю, и Настя зажмуривается, скорчив виноватую гримаску.
Я тоже в детстве думала, что если закрыть глаза, а потом открыть их, то всё будет уже по-другому. Может, и сейчас стоит попробовать?
— Это был последний раз. Честно-честно, мамочка. Я буду слушаться. Обещаю.
— Хорошо. — Оттаивает моё сердце. Не могу на неё долго сердиться, но дочь тут же выбивает почву из-под моих ног своим вопросом:
— Мам, а папа купит мне на день рождения самокат?
Самокат Настя хочет давно. Да и как не хотеть, если все дети катаются на самокатах? Только почему-то каждый раз его покупка откладывалась, и Олег пообещал купить его Насте на день рождения.
А сейчас что? Ни Олега, ни самоката, ни дня рождения, потому что оно как раз выпадает на следующий день после операции. Символично? Возможно. Только сама операция стоит под большим вопросом. Можно, конечно, позвонить Авилову и попросить его перенести время… Только такая идея мне совершенно не нравится.
Я не знаю, как объяснить дочке, что она больше не нужна своему папе. Что он променял её на свой личный отдых и чужую бабу, с которой ему теперь «нормально». А мы для него теперь ненужная семья.
— Ай! Мама, мне больно! — пищит Настя, отрезвляя мой мозг от ненависти, бушующей в груди.
— Прости, зайка! Я не специально, — винюсь, присаживаясь перед ней на корточки и осматриваю маленькие пальчики. — Так не больно?
«Яся, ты совсем озверела, так сжимать детскую руку!», — корю себя за такую неосмотрительность.
— Нет, больше не больно.
— Прости меня, пожалуйста, — шепчу в испуге, держа самые дорогие для меня пальчики в своих руках. — А, знаешь, что? — спрашиваю и вижу, как загораются глаза у моей крошки.
— Что? — выдыхает, затаив дыхание.
— Давай, мы прямо сейчас поедем и купим тебе самокат.
— Правда? — смотрит на меня неверящим взглядом. В нём столько надежды, что моё сердце сжимается, а в горле застревает крик.
Мне хочется кричать от безысходности, от того, что завтрашний день может не наступить, ведь если не станет Насти,
