была хороша, потому что под пальто на мне все еще была та самая рубашка шефа, пусть и застегнутая теперь на все пуговки.
— Ну давай поговорим. — Я сняла туфли и с облегченным вздохом обула мягкие домашние шлепанцы бледно-розового меха. Для шоппинга у меня были отдельные, пусть не слишком красивые, но удобнейшие мягонькие мокасины. А в офисных гулять весь день было тяжеловато.
Пальто я снимала демонстративно долго, развернувшись к мужу спиной и незаметно снова слегка расстегнула рубашку.
— Давай поговорим о трусах на люстре, Виталь, — мой вкрадчивый тон подействовал на него, как взгляд удава на кролика, — и о том, что все знали о твоем бурном романе с этой смазливой малолеткой. Все, кроме меня. И Марьиванна меня туда привела не за тем, чтоб и я узнала, нееет, она думала — я тоже знаю. Старая швабра меня туда привела, чтоб я тебе объяснила — громко спать с любовницей в кабинете это плохо!
Я наступала на него, уже почти крича, маленькая, не достающая ему даже до плеча, в дурацких розовых шлепанцах и огромной мужской рубахе, а он пятился. И на лице у него было написано удивление — как так, я не бросаюсь к нему на грудь со слезами, не умоляю не бросать меня, страшную изменщицу, не говорю, что все прощу, а отчитываю как детсадовца. Не этого он от меня ожидал.
И, видимо, от удивления, Виталик оступился, и упал, как и пятился, спиной, вытянувшись на полу во весь свой немаленький, под два метра, рост. Чудом не приложился ни обо что головой. Мне конечно хотелось добавить ему второй фонарь, для симметрии, но не убить же.
Однако он быстро взял себя в руки и начал подниматься, высокий и худой, собирая под себя конечности как большой человекообразный богомол.
Я не стала ждать, пока Виталик поднимется, развернулась и ушла в спальню. Нужно было принять душ, переодеться, снять рубашку и подумать, что с ней делать. Шеф с одной стороны меня выручил, а с другой — знатно по всем фронтам подставил, в том числе по деньгам: дорогие рубашки не стирают, их относят в химчистку, а это дорого. Я знала, потому что не раз, и не два относила его рубашки и костюмы в химчистку, и забирала тоже я. У меня даже была кредитка специально на этот случай, но пользоваться ли ею сейчас? Думаю, это будет лишнее.
Когда я вышла из ванны — успела туда проскользнуть, избежав встречи с Виталиком, он меня уже поджидал. Я очень, очень хотела избежать скандала, но у мужа были на этот счет другие планы.
Он схватил меня за руку чуть выше локтя и потащил за собой, на кухню, где толкнул на маленький диванчик у окна и навис надо мной.
— Трусы тебя не устроили, да?! — Он сразу начал орать, распаляясь с каждым словом все сильнее, — а что я не первый год рогоносцем хожу, так это тебя устраивает?! Думаешь, я не знаю как ты из простой секретарши в личные помощники выбралась?! Но я все это время молчал, молчал и ни словом тебя не упрекнул! А когда мне захотелось хотя бы немного тепла от женщины, которой нужен именно я и только я, так ты тут как тут и строишь из себя святую монашку!
На этих словах он схватил со стола кружку, мою любимую со смешной очкастой совой, она осталась там стоять после утреннего кофе, и со всей дури швырнул ее на плиточный пол кухни. Гребаные осколки полетели во все стороны, на меня, на диванчик, один неудачно отскочил и впился мне в щеку, оставив неглубокий, но неприятный порез.
— Ты рехнулся? Так сложно представить что я, со своим высшим образованием и постоянными курсами повышения квалификации сделала карьеру не через постель, а потому что спец хороший? — Тут я подпустила в голос яду, — не все же как твоя “пууууся” лезут в постель к начальнику чтоб хоть что-то из себя представлять!
Я встала с диванчика, с моего халата с дробным стуком осыпались попавшие на него осколки, попыталась оттолкнуть Виталика, чтобы уйти, но он мне не позволил, схватил в охапку и потащил. Откуда только столько сил в нем взялось, как я ни брыкалась, а вырваться, не смогла. Он донес меня до спальни, швырнул на кровать и потянулся к поясу моего халата.
Глаза у него были совершенно сумасшедшие.
Виталик потянулся к поясу моего халата и глаза у него были совершенно сумасшедшие. Но тут я не выдержала, огрела его подушкой.
— Знаешь что, ты меня достал, своей необоснованной ревностью, своими попытками контролировать даже сколько времени я на работе провожу, беспочвенными обвинениями в том, что я в лифте соседу якобы улыбалась! Но это тебя я застаю без штанов с любовницей!
— Да ты как все бабы, слишком хорошо шифруешься, а так как была… — он запнулся, подбирая, видимо, цензурное слово, — вертихвосткой, так и осталась! Всем мужикам вокруг глазки строишь!
Я слезла с кровати так, чтобы она оказалась между нами.
— Я, значит, шифруюсь хорошо, а ты даже на это не способен оказался! Позорище, труселя на люстре!
— Снял б, просто не успел, — Виталик все таки слегка смутился, но продолжил гнуть свою линию, — но ты сама виновата, ты охладела ко мне, к нашей семье, перестала вкусно готовить, Андрюша все лето провел с моей мамой, а не с тобой и даже сейчас наш сын не с нами, а с бабушкой!
— То-то бы ему понравилось слушать как его отец спал с какой-то левой бабой, а теперь орет на мать, ой понравилось, ты этого хочешь?! Давай, позвони своей маме, пусть приводит его, заодно тоже послушает, кого воспитала.
— Ты маму не трожь!
— А давай, я сама наберу, — я достала из кармана телефон и начала искать в последних звонках номер свекрови.
— Ты психованная?! — Виталик попробовал обежать кровать и отобрать у меня телефон, но я была проворнее. — Шизофреничка, не смей вмешивать в эту грязь мою маму!
— А пусть знает, что ее сын на работе вместо работы делает! Я вошла в раж и уже нажала кнопку “позвонить” и поставила телефон на громкую связь… Неизвестно чем бы это кончилось, но трубку взял Андрюша. Наш сын родился с легким пороком сердца, но врачи категорически запретили ему волноваться. За шесть лет мы настолько привыкли при нем сдерживаться, что и сейчас наш скандальчик утих как будто сам собой. Бабушка была занята
