Тут я вынырнула из своих мыслей от легкого покашливания Марго, ждущей окончания фразы. Она смотрела с таким участием, что неожиданно захотелось поделиться. Ну хоть с кем-то. Я даже Криське ничего не рассказывала, хотя мы дружили с первого класса.
— Это… домашнее, Маргарита Ивановна.
Вылетело само, и я тут же пожалела. Ну как о таком говорить? Но обратно уже не затолкаешь.
— Проблемы в семье?
— Ну… да. Можно и так сказать. Ничего, я вывезу.
— Я чем-то могу помочь?
— А чем вы можете помочь? — глаза защипало, я сделала большой глоток, обожглась, закашлялась. — Ничего, закончу и буду в Москве поступать. Или еще где-нибудь. Лишь бы подальше отсюда.
— Все настолько плохо, что тебе все равно куда? Лишь бы подальше?
— Не все равно, конечно. Но куда хотелось бы, на бюджет вряд ли поступлю. Если только на заочку. А на платное денег нет. Но дома точно не останусь.
— С родителями конфликт какой-то?
Странно, но ее настойчивость не раздражала. Может, потому, что была искренней?
— С отчимом. Конфликт? — я усмехнулась, стараясь не заплакать.
Ее лицо стало жестким, глаза полыхнули какой-то неоновой зеленью. И я поняла, что она… поняла. Может, даже сама с таким столкнулась.
— Маша, а отец? — спросила Марго тихо.
— Умер. Давно, — и тут меня прорвало. — Он прорабом был на стройке, и на него недостачу какую-то повесили. А может, и правда виноват был, не знаю. Дали три года колонии-поселения. Мама поехала к нему. Со мной. Мне только три исполнилось. Сняла комнату в поселке, в бараке, и ему разрешили жить с нами. Устроилась уборщицей в детский сад, чтобы меня туда взяли. У отца сердце больное было, стало хуже. Когда в Питер вернулись, всего год прожил и умер. Я только в школу пошла. А мама снова замуж вышла. Сначала он меня вообще не замечал. А теперь…
— Заметил? А с матерью ты не пробовала говорить?
— Пробовала, — я доела пирог, запила чаем. — Спасибо, очень вкусно, Маргарита Ивановна. Она сказала, что я на Виталика наговариваю, что такого просто быть не может. Я просила, чтобы она мне разрешила переехать в квартиру отца, от него однушка осталась. Но она ее сдает. Это же деньги. Работает в двух местах, а Виталик на диване лежит. Это называется «ищет работу». Я стараюсь поменьше дома бывать. В библиотеке сижу, к ЕГЭ готовлюсь. Или у Криси. Или на подработке. Но все равно приходится идти ночевать.
— А что за подработка?
— Флаеры раздаю, рекламу по почтовым ящикам раскидываю. Хоть немного денег подкопить.
— Ну вот что, Маша, — Марго откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Скажи матери, чтобы пришла ко мне. Я с ней поговорю.
— Не надо, Маргарита Ивановна, — испугалась я, еще раз пожалев, что рассказала. — Только хуже будет.
— Хуже, Мария, будет только в одном случае. Если он тебя изнасилует и скажет, что ты сама приперлась и предложилась. Вот это точно будет хуже. Поэтому передай, что я ее жду.
А ведь она права. Хоть и говорят, что никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже, но…
— Хорошо, передам. Спасибо вам. Что спросили. И выслушали. И хотите помочь.
Марго как-то криво улыбнулась, приобняла меня за плечи и тут же отпустила.
— Ладно, Маша, сейчас уже звонок. Беги. Если хочешь, забирай пирог.
Я не стала ломаться, поблагодарила и запихнула контейнер в сумку. Мы вышли из лаборантской, и Марго расхохоталась, посмотрев на свой стол.
— Мирский, паршивец, все-таки спер своего дружка. А я думала, придет за ним или нет?
— Вы специально его оставили на столе? — удивилась я.
— Ага, — кивнула она. — Но только тс-с-с, это секрет.
Сева
Отойдя от кабинета биологии на безопасное расстояние, я остановился и задумался.
Интересно, когда Марго заметит пропажу? Вряд ли сразу побежит искать меня для расправы. Скорее всего, вообще не побежит, просто пожалится Валитре. И Фанечке для комплекта. Ну Фанечка-то ладно, манная каша и есть манная каша. Скажет с обиженным видом что-то вроде «Мирский, сколько я еще буду терпеть твои выходки?»
Три месяца, Фаинпална. Три месяца — и выпускной. Потерпите, недолго осталось. Разойдемся, как в море корабли, и забудем друг о друге. А вот Валитра — это уже хуже. Она единственная, кто знает, что Женя моя сестра. И будет есть ей печень. А та, оставшись без печени, для компенсации выклюет мозг мне.
На самом-то деле Женька мне сестра не родная, а двоюродная. Разница в возрасте у нас двадцать три года. Так уж вышло, что мой отец, поздний ребенок, оказался ровесником своей племянницы. Когда я родился, она уже работала в школе. Семьи у Жени нет, поэтому после развода мать, уезжая на съемки или гастроли, оставляет меня на ее попечении. А потом приезжает и докапывается, что та плохая нянька, раз на мальчика вечно жалуются в школе.
Впрочем, жалуются-то больше на поведение, не на учебу. Да и то по мелочам. Паинькой я никогда не был. Но капитальный залет случился только один раз. Когда в начале учебного года крепко раздел одного мажорчика из параллельного класса в старой школе. В цену подержанной иномарки. И ведь не хотел, но тот меня на слабо развел, как пацаненка. Типа, ты, Мирский, только пиздаболить горазд, а с настоящими игроками не сядешь. Это он-то настоящий игрок!
На самом деле если я и понтовался, то только в картах, поскольку играл с трех лет, во все игры, от дурака до префика, хотя предпочитал покер. Научил нас с Виктюхом его старший брат, профессиональный игрок, победитель международных покерных серий. Он говорил, что и я вполне смог бы этим зарабатывать. С восемнадцати можно участвовать в рейтинговых соревнованиях, набирать очки. Но я твердо решил, что пойду в IT, а игры оставлю в качестве хобби. Или, допустим, рабочего материала.
Так вот Хаммера я разложил членом на многочлен, легко. При свидетелях. Что меня и сгубило. Его мамаша прибежала с воплями к директору. А поскольку Хаммеров папаша был школьным спонсором, все закрутилось не на шутку. К счастью, Женька с нашим дерибасом училась на одном курсе. Дело удалось замять. Деньги я вернул, но из школы пришлось уйти. В Женькину. И под ее ответственность, поскольку характеристику мне написали самую что ни на есть красочную. Валитра брать меня не хотела, но систер ее уломала.
Родство наше мы с Женькой решили не афишировать, тем более фамилии у нас разные. По официальной версии я перешел в профильный физмат-класс, поскольку в моей школе информатика была слабенькой, а я нацелился на Политех или ЛЭТИ. Хотя, если по чесноку, слабеньким был как раз этот самый класс. Вот параллельный — тот действительно сильный, но лингвистический, а в наш слили всех, кто не прошел туда. Та же Маликова или ее подружка — те еще математички-физички. Как выйдут к доске, без слез слушать невозможно. От смеха, ясень пень.
Вытащив из глубокой задницы, Женя взяла с меня страшную клятву больше не играть. Разумеется, я поклялся и, разумеется, клятву регулярно нарушал. Играл — но тихонько, не борзяся. Ничего удивительного, что ее так возбухнуло от одного упоминания о Виктюхе. Тогда он вышел из воды пусть не совсем сухим, но без потерь, поскольку непосредственно с Хаммером не играл. Типа «я просто сидел рядом».
С Витькой мы дружили с детского сада. Родители наградили их с братом стремной фамилией Ивантюх, и только ленивый не прикололся, что его нужно было назвать Иваном. Виктор Ивантюх вполне логично превратился в Виктюха, даже учителя так звали. Из одной садиковой группы мы попали в один класс, сидели за одной партой и вообще были не разлей вода. И сейчас виделись пусть не каждый день, но пару-тройку раз в неделю точно. Если Женя думала, что я перестану вдруг с ним общаться, это было с ее стороны более чем наивно.
Пока я стоял и думал, накрыло звонком. Идти или нет? Литра и физра. Фанечка и Жук Навозный. Жук свою кликуху вполне оправдывал, ссориться с ним было чревато. Ладно, не стоит усугублять, на эль скандаль я и так сегодня наработал. Поплелся нехотя на второй этаж. Пока добрался, все уже зашли и дверь закрыли. Только хотел открыть, как от лестницы подлетела еще одна опоздайка.
