бы невыдернутая щетина у молочной свинки. — Я вижу тебя! Всю! Твою большую грудь и мелкую пиздёнку, — хриплю, давлюсь и со скрипом, свистом, как будто кровохарканьем, глухо квакаю. — Это не нудистский пляж. Прикрой на хрен срамоту. Твои соски! Выдранные бритвенным станком половые складки! Голые ноги! Вдавленный пупок и…
Голубые, синие… Самоцветные глаза! Она нажралАсь меланжа? Употребила спайс? Толкиенистка? Черт бы девку взял! Поклонница песчаных дюн и гигантского червя, который пряность изрыгает, чтобы накормить страну? Она греческая богиня, вышедшая на твердь земную из морской пучины? Нерядовое существо, не знающее настоящей жизни? Или это новомодный гребаный пикап?
— … — девчонка вздрагивает, согнутой одной рукой прикрывает почти вываливающуюся грудь, а вторую укладывает на беспокоящее мой воспаленный мозг срамное место. — Ай!
— Ужин, Ася. По рукам? — предлагаю ей свою ладонь, прищурив взгляд, все еще не сняв очки, рассматриваю смущающееся блаженство, которое хлопнется в глубокий обморок, если не возьмется за меня, как за спасительный канат. — Ты с кем-то или…?
— Да и нет, — перекрещивает ноги. — Помогите, пожалуйста.
Помочь? Очередная, твою мать, беда?
— С чем и каким образом?
— У меня в сумке есть большое полотенце.
— Это пляж, синеглазка. Я…
— Я первый раз на море.
— Но плаваешь…
— В бассейне была. Брала уроки.
— Реализовала, видимо, мечту?
— Да, — задирает подбородок, как будто говорит мне: «Съел козёл?». — Помогите, пожалуйста, с полотенцем.
— Ужин?
— Я не ужинаю.
— Нектар употребляешь? Пыльца-роса-травинка-василёк? Ты эльфийская принцесса? По внешним признакам все точно сходится.
Длинные густые светлые волосы, подколотые огромным крабом. Или как называется эта зубастая фигня? Идеальная кожа, с мелкой россыпью веснушек, разбрызганных исключительно на гладкой переносице. Гадские пронзительные глаза того прилипчивого голубого цвета, от которого в жилах стынет закипающая кровь. Прижатые к головке небольшие ушки и розовый, как жопка поросенка, рот.
— Вы наглый, Костя. Прошу прощения за грубость, но Вы напираете, а я вынужденно отбиваюсь.
Строит недотрогу, у которой весь образ о том орет, что:
«Кто первый встанет в очередь, того и будут эти чуни!».
— Нет, — убираю предложенную руку, отталкиваюсь от насиженного лежака, отряхиваю затекшие от долгого сидения ноги и поправляю ремень. — Разрешаешь залезть к тебе в сумку?
— Если Вас не затруднит.
Без проблем! Да отчего же.
Резинка для волос, массажная расческа, допотопный мобильный телефон, маленькое зеркальце, сменное белье — синтетическая футболка, до безобразия короткие джинсовые шорты, гигиеническая прокладка — на первый взгляд, по старой памяти, а также по объему — по-моему, на три большие капли, тот пресловутый древний кошелек и полностью отсутствующее полотенце, о котором она воркует пять с небольшим минут.
— Здесь нет того, о чем ты просишь, — шурую носом в огромной дамской сумке. — Юль, ты, вероятно, не взяла. Я…
— Мне пора!
Она намерена припустить и показать мне, как надо бы давать лихого стрекача?
— Стоять! — обхватив за локоть, подтаскиваю к себе гибкую фигуру и, приобняв, скрываю полуголую девчонку от похотливых глаз. — Пиджак сойдет?
— У меня его нет.
— Есть у меня. Где твои нормальные вещи, Ася?
— В домике.
— Ты снимаешь жилье? — развернув нас, обращаю свою спину незатыкающемуся прибою.
— Да.
— Стой спокойно, я сейчас накину тебе на плечи свой пиджак. Давай без нервов, птенчик. Но…
— Это что? — она кивает в сторону шипящего флайборда.
— Доска.
— Вот это да! — от изумления раскрывает рот, затем присвистывает, а после ярко улыбается.
Деревня, деревня, глухая, чтоб меня, деревня и срамной по обстановке ад…
Подобранные вверх бело-золотые волосы — толстый хвост, канатная коса, отсутствующий макияж, огромный круглый циферблат наручных механических часов, короткий сарафан и греческие сандалии. У девочки есть вкус и небольшие средства. Хотелось бы отметить, что фасон простого платья все-таки необыкновенный, а ткань наощупь дорогая и покладистая, нежащаяся в моих руках. Тонкие бретели впиваются в бархатную кожу и просятся под пальцы: так бы вниз опустил или разорвал на мелкие кусочки. Глубокое и острое декольте, эффектно демонстрирующее стоячую большую грудь. И пикантный небольшой разрез, приоткрывающий кокетливо вышагивающую ножку.
— Ты модница? — скашиваю взгляд и опускаю голову.
— Что?
— Очень красивый вид. А также — стиль и исполнение. Нерядовой наряд.
— Спасибо.
— Чем занимаешься?
— Я официантка.
— В городе? — хмыкнув, задаю вопрос.
— Да.
— Как тебе местный ужин? Вкусно или могло быть лучше?
В пляжном ресторане, на который я получил ее добро, она почти с поклоном за каждым разом участливо благодарила парня, обслуживающего наш столик, а до этого не стесняясь, как заведенная, нахваливала ничем особым не выделяющуюся еду. Притворялась и делала добро, скандируя возвышенные лозунги относительно незамысловатой по ингредиентам и подаче кухне.
— Спасибо. Сколько я должна? Вы заплатили…
— Мужчина пригласил, значит, он платит и не половинит счет. Нисколько! Ты помешана на деньгах?
— Но…
— Я все еще помню тот номинал, который ты пыталась затащить мне под пояс брюк.
— У меня есть деньги, Костя.
— Не сомневаюсь. Ты в отпуске — вот приехала на областной курорт, потому что зарплата официантки в какой-нибудь кафешке в чудо-городе не позволяет тебе купить комфортный тур, например, в Приэльбрусье или на Алтай. Твой потолок — местное море и сарай у тети Фроси, в котором ты вертикально спишь. Я ведь угадал?
— Я хорошо получаю, — отвечая мне, обиженно гундосит.
Видимо, в сравнении с теми, кто вообще ни хрена не делает, финансово, естественно, не огребая.
— Я не стыжу тебя, — со свистом выдыхаю. — Остановись, пожалуйста, — торможу и поворачиваюсь к ней лицом. — Устала?
— Нет, — не прячется и не стесняется, открыто смотрит мне в глаза. — Зачем Вы пригласили меня?
А действительно зачем?
— Тебе понравилось?
— Очень, — растекается, как патока. — А Вы…
— Я местный, Ася. Родился в точности на этом месте, если верить имеющимся блеклым сведениям. Здесь наш дом. Вернее…
Отныне только мой!
Мой дом, в котором сплю, под настроение столуюсь, посещаю туалет и облагораживаю своим присутствием просторный душ. Всего один этаж. Второй навечно погребен под строительными лесами. Он совершенно не используется тем хозяином, который, находясь в ужасном расположении духа, его искусно раздолбал. Там были комнаты, куда я не мог входить, чтобы не содрогнуться и не испытать приступ тошноты и долбанной обструкции. Там ведь жил тот непоседливый мальчишка и красавица-жена, от которой я сходил с ума. Там комната, в которой я с ней спал. Там детская, в которой мелкий парень строил из конструктора блядский зоопарк.
— Пойдем ко мне? — не глядя, прикасаюсь к маленькой руке, ласкаю пальцами прохладную кожу и обвожу ногтями контуры суставов, которые я мог бы разломать, слегка сдавив.
— Я…
— Пойдем со мной, Юла.
— Юла?
— Ты… — смаргиваю и некультурно сглатываю, как будто срыгиваю. — Извини. Очень верткая,
