Все это прекратилось под раздирающим сетчатку светом слишком ярких огромных фар встречного автомобиля, который специально — в этом я уверен — вылез на нашу сторону, чтобы встретиться с обидчицей лицом к лицу. Как позже оказалось, за рулем живой транспортной преграды находился бывший муж этой обреченной дамы. Мужчина, отец и любимая вторая половина раздавил свою семью в надежде, что только так он сможет быть с ними рядом. Он любил ее… Так сильно и смертельно! Приговорил и лично выполнил сооруженный в ревностной горячке жуткий приговор.
— Давай сменим тему, — заикаясь, предлагаю. — Не против?
— Хорошо.
— Ты официантка?
— Это временно.
А я не брезгую и не осуждаю!
— Образование?
— Далеко еще? — отворачивается, обращаясь нежным образом к волнам.
— Уже пришли. Ася?
— Угу.
— Посмотри, пожалуйста.
— Куда? — нет, ни черта не помогает. Таращится на море, которое под вечер, как на грех, разбушевалось.
— Это здесь, — обхожу и становлюсь с ней рядом. — Что скажешь?
— Ого! Ничего себе.
Нет, не удивила. Я начал строить этот дом задолго до того, как на ЮлЕ женился. Заветная мечта — уединенное местечко возле моря. Я южный человек. Не то чтобы я замерзаю в межсезонье и превращаюсь в огромную сосульку студеною зимой, но лютому морозу и ледяной погоде все-таки предпочитаю летний зной, стоячий от безветрия сухой и раздирающий голосовые связки воздух, жаркий скоротечный ливень и многообещающую грозу. Когда я был на пятом курсе строительного института, то в качестве выпускной квалификационной работы выбрал проект собственного загородного дома, расположенного на песчанике. Но мечта была погребена под тяжким грузом приносящих прибыль многочисленных сторонних заказов и стремительно воскрешена после того, как я поднялся, почувствовал самостоятельность, обрел уверенность и наконец-таки женился на женщине, с которой был с детства хорошо знаком. Вернее, это был второй мой брак.
Твою мать! Если основательно задуматься, означает ли это, что я:
«Какой-то роковой мудак?».
Чрезвычайно пестрая биография: молодой вдовец и брошенный, обросший рожками мужик. Что там еще осталось? Придушить потенциальную подругу и получить пожизненный тюремный срок…
— Белое или красное? — выдвигаю столовый ящик, шурую там рукой, отыскивая штопор. — Вино, шампанское или… Может быть, пивко? Ася?
— А там что? — она как будто с раболепствующим поклоном заглядывает в дверной проем, ведущий из кухни в длинный темный коридор.
— Нежилое помещение. Я живу один, второй этаж в скором времени пойдет под снос. Будет просторное бунгало. А здесь я наметил небольшую перестановку. Фэн-шуй и новомодный хюгге. Знаешь, что это такое?
— Нет.
— Туда лучше не ходить. Там пусто и необжито. Бриз со свистом гуляет. Фьюить! Фьюить! Если честно, то лишние неэксплуатируемые квадраты нагружают общий вид и делают его массивным. Этот дом — тяжеловес.
А хочется свободы!
— Здесь просторно.
Похоже, девочка не догоняет, о чем я говорю.
— Для одного — вполне достаточно, — мгновенно осекаюсь. — Так белое или красное? — ей снова предлагаю. — Выбрала или…
— А можно чай?
— Конечно.
— Спасибо. Костя?
— Ага? — с дребезжанием выставляю чашки.
— А где я могу помыть руки? Могу я воспользоваться ванной комнатой? Она там?
— Конечно, — «веснушка» добавляю про себя. — Дай мне, пожалуйста, минутку, и я провожу тебя…
В чем дело? Ванная и что? Что дальше? Я, кажется, застыл? Стою, не двигаюсь, боюсь пошевелиться, считаю пульс, гоняю вхолостую кровь, отшвыриваю наваждение. О чем-то, видимо, мечтаю? О том, про что уже два года как забыл?
«Прозрей и возродись, козлина, и проводи юную и романтичную Мальвину туда, куда любезно предложил» — что замер, словно привидение увидел?
Она уйдет, как говорится, до захода солнца. При этом потеряет греческую туфельку, когда начнет по лестнице чесать, удирая от заколдованного принца, чей внешний вид под утро будет волосатым, мерзким и звериным. Сначала мы, вероятно, выпьем чай, затем поговорим о том о сем, порадуемся мирной жизни, с экспрессией обсудим новости, поспорим ни о чем и обо всем, договоримся о возможной новой встрече, поблагодарим друг друга за чудесный и незабываемый вечер, чувственную ночь, а после о том, что было позабудем и сделаем интеллигентный вид, что определенно незнакомы…
И на этом… Всё?
«Однозначно всё!».
Ну что ж, такое мне подходит, тогда:
— Я уже готов. Идём? Что скажешь, Ася?
— Да.
— Ступина, прекрати! — Валерик впивается острыми ногтями в мой голый локоть. — Ну, хватит! Блин! Чего ты завелась?
— Пора и честь знать. Я съезжаю. Дай мне полчаса. Постараюсь не задерживать.
— Гордая? — змеей шипит подруга.
— Нет, — спокойно отвечаю.
— Врешь?
— Не выходит.
— Что у тебя не выходит? Выскажись или ударь, но не действуй сгоряча. Зачем так круто-то?
— Круто? — неспешно распрямляюсь и обращаюсь к ней лицом. — Считаешь, что я не права?
— Да, считаю. Ты не права! — она подпрыгивает на месте и то же повторяет. — Не права, не права, не права, — звонко взвизгивает, а после убавляет пыл и усмиряет нервы за тем, чтобы еще раз жалко попросить. — Аська, пожалуйста, прости меня. Прости дурочку. Ты ведь прекрасно знаешь, какой жирности мое масло в голове. Мы с тобой уже семь лет знакомы. Да, блин! Я не подумала, зато вспылила, а ты, такая рассудительная, внимательная, здравомыслящая, моральная, мгновенно усекла и за глупость зацепилась. Хочу тебе напомнить, что все без исключения имеют право на ошибку. Ступина, услышь меня. Да, все! Так вот, я ошиблась. Сглупила, понимаешь? Мне жаль тебя. Невозможно без слез и содрогания смотреть на то, что происходит. От злости так и сказала. Мир к таким, как ты, несправедлив. Я продолжаю настаивать на этом. Однако ничего ведь не случилось. Можно считать, что я из-за природной недалекости просто сотрясла эфир, но результата все равно не добилась. Ни на йоту не сдвинулась, а ты по-прежнему настаиваешь на своем. Мы все еще подруги, Ступик?
— Да.
Взяв аккуратно упакованные в целлофан футболки, укладываю их в свой «чемодан».
— Тебя не злит, малыш, что в этом мире нет порядка и слабенького равновесия?
— Буддисты с тобой бы не согласились, Миллер. Все дело в восприятии. Я, например, ни на что не жалуюсь. Или я опять неправильно все поняла? Итак, что ты имеешь в виду? — с улыбкой мягко спрашиваю, уточняя. — День и ночь, мужчина и женщина, хищник и жертва, смерть и рождение, молодость и старость. Хм! По-моему, все просто-таки в идеальном порядке в нашем мире.
— Господи, ты точно не в себе.
— Вот снова…
— Нет уж! Ты! Ты! Ты видишь, к чему привел тот разговор? Ступина, я так не считаю. Что-то определенно происходит! Никто не желает вдаваться в подробности, потому что всех
