— Мне следует уйти, — прошептал он.
Я кивнула.
— Тебе следует уйти.
Тристан
Мы должны были остановиться той ночью. Мы должны были понимать, насколько плоха была идея использовать друг друга, чтобы помнить Стивена и Джейми. Мы словно были тикающими бомбами, готовыми взорваться в любую минуту.
Но нам было все равно.
Почти каждый день она останавливалась и целовала меня.
Почти каждый день я возвращал ей поцелуй.
Она назвала мне его любимый цвет. Зеленый.
Я назвал ей любимую еду Джейми. Паста.
В одни ночи я вылезал из окна своей спальни и забирался в ее окно. В другие ночи она проскальзывала в мою постель. Когда я ложился в ее кровать, она никогда не меняла простыни. Она едва позволяла мне лежать на его стороне кровати. Я понимал это больше, чем кто-либо другой мог когда-то понять.
Она раздевала меня и заставляла любить ее прошлое.
Я входил в нее и заставлял любить моих призраков.
Это было неправильно, но для нас это имело смысл.
Ее душа была в шрамах, а моя — в огне.
Но, когда мы были вместе, ноющая боль ощущалась немного меньше. Когда мы были вместе, прошлое было не так больно принимать. Когда мы были вместе, я ни на секунду не чувствовал себя одиноким.
***
Было много дней, когда я чувствовал, что я в порядке. Много-много раз боль была просто скрыта внутри моего тела, но не пробивалась наружу. А затем наступали дни больших воспоминаний. День рождения Джейми стал первым — в ту ночь я старался изо всех сил.
Последние демоны, которые были похоронены глубоко внутри моей души, медленно выползали. Элизабет появилась в моей спальне. Я должен был оттолкнуть ее. Должен был позволить темноте поглотить меня целиком.
Но я не смог оставить ее.
Случайные вспышки нежности и заботы появлялись, когда ее тело находилось под моим. Меня всегда потрясали ее глаза. Ее волосы, рассыпавшиеся по моей подушке.
— Ты потрясающая, — прошептал я перед тем, как обернул свою руку вокруг ее шеи и приподнял, позволяя нашим губам найти друг друга.
В ту ночь она была моим экстази. Моими галлюцинациями.
Я любил вкус клубничного блеска на ее губах.
Ее обнаженное тело было скрыто моим, мои губы изучали ее шею, пока она выгибала свою спину.
— Ты знаешь, как красивы твои глаза? — спросил я, сидя с ней и прижимая ее к себе.
Она снова улыбнулась. Это тоже красиво. Пальцем я очертил изгибы ее тела, вбирая каждый миллиметр ее красоты, запоминая.
— Они просто карие, — ответила она, расчесывая своими пальцами мои волосы.
Она была неправа. Они не просто карие, и я замечал их все больше каждую ночь, которую проводил с ней. Если смотреть ближе, то можно увидеть несколько вкраплений золота, плавающих в радужке ее глаз.
— Они красивые.
В ней нет ничего некрасивого.
Языком я провел по ее затвердевшему соску. Она задрожала. Зависимость от моих прикосновений сочилась из каждой ее клеточки, когда она молила меня исследовать ее самые глубокие страхи и самый сладкий вкус. Я провел рукой по ее спине и поднял Элизабет так, чтобы мы оба сидели в темноте моей спальни. Я смотрел в эти красивые глаза, пока раздвигал ее ноги и располагал Элизабет напротив меня. Она едва заметно кивнула, тем самым давая мне разрешение делать именно то, ради чего она пришла в мой дом.
Я схватил презерватив со своей тумбочки и открыл его.
— Как ты хочешь? — спросил я.
— Что?
Мои губы были напротив ее губ. Когда я говорил шепотом, мои вздохи наполняли ее изнутри.
— Я могу быть грубым. Могу быть нежным. Могу заставить тебя кричать. Могу заставить тебя плакать. Я могу трахать тебя так жестко, что ты не будешь способна двигаться. Или могу трахать тебя так медленно, что ты будешь думать, что я влюблен в тебя. Так что скажи мне, как ты хочешь. Ты контролируешь это.
Пальцем я чертил круги в самом низу ее спины. Мне был необходим ее контроль. Мне было необходимо, чтобы она взяла на себя ответственность, потому что я терял свою связь с реальностью.
— Ну, разве ты не джентльмен? — нервно пробормотала она.
Я приподнял бровь.
Она вздохнула, избегая встретиться со мной взглядом.
— Нежно и медленно... будто ты любишь меня, — прошептала она, надеясь не казаться слишком отчаявшейся.
Я не сказал ей, но именно так я в ней и нуждался.
Это точно так, как я бы любил Джейми в ее день рождения.
Боже, я сошел с ума.
Как же страшно, что мысли Элизабет были почти точной копией моих собственных.
Как два человека, таких сломленных, могли найти разбитые осколки друг в друге?
Сначала я медленно вошел в нее, наблюдая, как ее тело реагировало на мое вторжение. Она прикрыла глаза, когда я толкнулся глубже, и ее губы раскрылись, позволяя вырваться крошечному стону. Когда языком я пробежался по ее нижней губе, я оказался в клубничных полях, пробуя всю ее.
Мои руки дрожали, но я сдерживал нервное состояние, сфокусировавшись на глазах Элизабет. Она успокоила свое дыхание, на мгновение помещая ладонь на свое сердце. Ее глаза были напротив моих, она смотрела на меня так, будто мы никогда не увидим друг друга снова — это ощущалось так, словно мы оба боялись потерять этот маленький кусочек комфорта.
Видит ли она его, когда смотрит на меня? Помнит ли она его глаза?
Я был почти уверен, что ее сердце билось так же сильно, как и мое.
— Я могу остаться на ночь? — прошептала она, когда я приподнял ее бедра и положил Элизабет на спину напротив изголовья.
— Конечно.
Я вздохнул, проводя своим языком напротив ее уха, лаская ее груди своими руками. Ей не следует оставаться на ночь. Но я хотел этого. Я был так напуган тем, что останусь один на один со своими мыслями, что ответ вырвался из моих уст, будто я умолял.
— Мы можем притворяться до утра, — предложил я.
«Ей не следует оставаться здесь», — мой мозг кричал на меня. «Что ты делаешь?!» — возмущался он.
Жестче. Мы оба хотели этого сейчас, больше и больше, мы смотрели друг другу в глаза все время. Наши бедра двигались в одном ритме.
— О, мой Бог, — пробормотала она, задержав дыхание. Наши сердца бились в унисон, пока мы позволяли нашим телам стать единым целым на некоторое время. Я скользнул в ее тесноту, и она еще больше выгнула спину.
— Стивен... — прошептала она, но мне было все равно.
