Не верю. Твердит Станиславский в моей голове.
Неимоверным усилием воли беру свои эмоции под контроль и поднимаю снисходительно бровь.
Как говорят, делаю хорошую мину при плохой игре.
Слезы обжигают глаза, но я давлю их в себе. Растягиваю губы в фальшивой улыбке и шепчу.
— Недостаток профессионализма с замдиректором случился, а талант и рвение не оценили.
На несколько долгих секунд повисает напряженная пауза. А у Саши лицо приобретает серый оттенок, в гроб краше кладут. Он судорожно сглатывает, сжигая меня диким, полыхающим взглядом, а его захват рук на моем теле становиться все крепче.
— И не трогай меня. Не прикасайся. Все вы мужики одинаковые. — толкаю, что есть мочи в грудь, вырываюсь, а сделав лишь несколько шагов, чувствую, как у меня подкашиваются ноги и темнеет в глазах.
Не знаю сколько боли, горя… способна вынести человеческая психика, моя уже явно не вывозила, поэтому я просто осела на землю, как мартовский снег.
Глава 32
Очнулась со страшным шумом в черепной коробке вызваным очередным кошмаром. Если вы когда нибудь тонули, то можете ясно представить, какого это.
Я просто захлебываюсь этим паническим чувством ужаса и беспомощности, а потом подскакиваю на постели, обливаясь холодным потом и цепенею с выпрыгивающим из груди сердцем.
И вот находясь в этом состоянии я открываю глаза, и вижу белые стены, а в нос бьет резкий больничный запах. Первая же мысль в моей нездоровой голове. "Что с моим ребенком что-то случилось."
С огромным трудом уговариваю себя не паниковать.
И прислушиваясь к своим ощущениям, накрываю рукою живот. Это движение отзывается тянущей болью где-то внизу…
Моментальный липкий страх начинает сотнями игл покалывать кожу. В это мгновение открываются двери, а на пороге виновник всех моих бед.
Втянув с шумом воздух, не справляюсь с накрывшей меня в доли секунды истерикой.
— Ненавижу! — вырывается из моих пересохших губ.
— Это все из-за тебя! — бросаю в застывшее, каменное лицо.
— Убирайся! Уходи! — срываюсь на дикий крик.
— Убирайся!.. Убирайся! — ору до хрипоты в горле. На мои вопли сбегается весь медперсонал и пытается меня успокоить.
— Что с моим ребенком? Пожалуйста скажите что с ним? — мои крики постепенно превращаются в щенячий вой. Если с ним что-то случилось я себе никогда не прощу. Меня трясет от внутреннего ужаса.
— Пусть он уйдет! Это из-за него. Это все из-за него. — Твержу как мантру. Не унимаясь.
— Успокойтесь пожалуйста! Вам нельзя нервничать.
— С ребенком все хорошо. — слышу строгий голос. Склонившейся надо мной и удерживающей меня за плечи медсестры. Всматриваюсь в ее лицо в поисках правды.
— Успокойся моя хорошая. Твой ребеночек в порядке, а ты можешь ему навредить, если немедленно не прекратишь истерику. — уже мягко, с человеческим состраданием и материнской заботой в глазах.
Укладывает меня на подушку, разворачивается и обращается к застывшему как идол на пороге Саше.
— Выходите! Что вы встали? Вы не видете, как ваше присутствие сказывается на состоянии больной. — оттесняет его назад своими немалыми габаритами.
— Немедленно покиньте палату. Вы тревожите пациэнтку, а ей противопаказаны любые волнения. — и практически насильно выталкивает его за двери.
Как только Саша оказывается по ту сторону стены, становиться легче дышать.
А еще по всей видимости мне что-то вкололи, поскольку я чувствую, как наливаясь тяжелеют мои веки, а глаза закрываются.
Следущие пару дней проходят в размышлениях, тоске и слезах. Не так я себе представляла свою жизнь и свое будущее материнство. И от этого становится до слез паршиво. Поэтому я запрещаю себе даже думать в ту сторону, чтобы не воспоминать и не нервничать лишний раз.
Уйдя с головой в учебу, штудирую учебники, которые принесли по моей просьбе Танюша с Мариной, когда вчера навещали меня.
Саша слава богу больше не приходил, но он не давал мне о себе забыть, от слова совсем, как я не старалась.
Каждое утро мне приносили нереально-эпохальные букеты цветов с вложенной в них карточкой, где огромными буквами было выведено одно единственное слово — "ПРОСТИ".
Я просила посыльных вернуть их адресату, но они просто помещали цветы у меня на тумбочке и уходили.
Но оставить их себе…, принять…, это значит, принять и это его " ПРОСТИ", а я его прощать была не намерена. Из за него я чуть не потеряла своего малыша. Конечно, больше из за своей дурости. Но и в моей дурости тоже виноват он.
Выкинуть такую красоту не поднималась рука, поэтому я презентовала их всем желающим. Но вместо благодарности, только лживые улыбки, косые взгляды и злые сплетни.
Я слышала, о чем, шепчутся медсестры у меня за спиной. Закусывая от вожделения свою нижнюю губу.
" Тот сексуальный красавчик снова приходил и сидел под дверями этой истерички, точно пес Хатико. И что он каждый день сюда таскается? Было бы ради кого. Такой интересный, солидный мужчина, с такими деньжищами и что нашел в этом неуровновешенном гноме. Ни рожи, ни кожи. Полтора метра в прыжке, а гонора. "
Перед выпиской мне назначили процедуру УЗИ. Я очень волновалась боясь последствий, боясь что мое состояние могло как-то отрицательно сказаться на здоровье и развитии моего малыша. Разместившись на кушетке я с замиранием сердца внимала врачу проводившему эту процедуру.
— А вы кто, — слышу как медсестра, которая помогает вести доктору прием и заполняет акты исследования, обращается к кому-то с вопросом.
— Отец ребенка… — оглушает как пушечный выстрел, прозвучавший слишком близко, до дрожи знакомый голос. Я резко повернулась, на бьющий набатом в моей голове звук, не веря своим ушам. Да так и застыла. Напрочь потеряв дар речи. На секунды наши взгляды пересеклись.
А потом не дожидаясь приглашения Саша, как хозяин жизни, сел в кресло напротив монитора видимо специально установленное для таких случаев и устроевшись поудобней, в нетерпении постукивал пальцами по подлокотнику.
— О прекрасно.
— Вы вовремя, мы только начали — произнесла с улыбкой врач и перевела взгляд на мое ошарашенное лицо, видать потерявшее все краски.
— Вам плохо? — поспешила узнать.
— Нет…, все хорошо. — выдержав минутную паузу, только и смогла выдавить из себя.
— Ну тогда продолжим.
— Ну вот мамочка и папочка уже можно утверждать, что у вас будет мальчик.
— Развитие соответствует срокам.
— Сейчас я настрою аппаратуру на громкую и вы сможете послушать, как стучит сердечко вашего крохи.
Услышав эти звуки, я чуть не заревела. Перевела взгляд на Сашу и мне показалось, что и в его глазах тоже стояли слезы. Он не отрываясь смотрел на экран. Бред конечно!
— Ну все, сейчас я распечатаю вам первые фото вашего ребеночка, а вы мамочка, можете одеватся. Результаты иследования будут завтра с утра у вашего лечущего врача. — встает и проводя на ходу последние манипуляции с компьютером делает шаг к в сторону кресла.
— Вот папаша, а это вам. — вложила в Сашину ладонь распечатаные снимки.
— Всего доброго. — попращавшись оставляет нас одних и исчезает за дверью ведущей в соседний кабинет.
Разобравшись с одеждой я опустила ноги в тапочки и резко встала. Видимо от излишней экспрессии у меня закружилась голова и меня чуть шатнуло.
И вот уже до боли знакомый запах наполняет мои легкие, забивает поры, а крепкие руки мертвой хваткой сжимают талию.
— Осторожно. Я помогу. — горячее дыхание обжигает кожу шеи.
Сглатываю слюну, пытаясь промочить сухое горло.
— Спасибо. Думаю я справлюсь. — цежу все еще сухой глоткой, отолкивая этот объект порока от себя. Мне требуется вся моя воля, чтобы добровольно отказаться от этих объятий.
— Юль нам надо поговорить. — не отпускает.
— Мне не надо. — чеканю слова.
— И послушай ты не имеешь к этому ребенку никакого отношения. Понял? — не знаю от куда только взялась смелость сказать такое, потому как меня нешуточно плющит наша близость.
