отдыхай. Поняла?
Я дёрнула подбородком и тихо прошипела:
— Ты пожалеешь, Гер, — меня аж всю трясло от его покровительственного тона.
— Ошибаешься, — муж склонился ко мне и дотронулся губами моей щеки. У меня по коже пробежались мурашки, и я дернулась от супруга. Мерзко. Сначала сосался со своей дрянью, а сейчас ко мне лезет целоваться. — Я буду вспоминать это время с благодарностью. Именно тебе. За то, что уберегла от ошибки.
— Не трогай меня, — ударила я Германа по руке. — Сначала со шлюхами возишься, а потом ко мне лезешь.
Герман усмехнулся, но в глазах его пролетел огонёк недовольства. И верно, чтобы выбесить меня ещё сильнее, муж запустил пальцы мне в волосы, крепко сжимая их в руке и наклонился ко мне. Прошёлся языком мне по губам и я…
Я сцепила зубы, сжала ладони в кулаки. Всплеск адреналина разлился по телу и меня затрясло.
Герман прекратил поцелуй, не видя никакой отдачи, и хмыкнув, прошёл к машине. Я смотрела как авто остановилось у ворот из Герман вышел в калитку. Я сделала шаг вперёд и потом сообразив, что происходило, поспешила к забору.
С наружной стороны забора стояли два мужчины в форме охранников. Герман раздавал им указания, а я бесилась. Муж, заметив меня, подмигнул и через пару минут вернулся к машине. Я понимала, что меня не просто заперли, меня держали взаперти и под охраной, поэтому приблизившись к окну машины, склонилась и шепнула Герману на ухо:
— Прежде чем в меня свой язык совать, анализы все покажи, что не притащил хламидий в дом. А то кто знает, где ты свою швабру… Она ж такая у тебя и на обеде в туалете ресторана… — ударила я той фразой, которой Герман козырял перед Данилом.
Герман поджал губы и тихо прошептал:
— Я тупой позёр и всего лишь хотел утереть нос Данилу с его вечными бабами, — у Германа казалось зубы скрипели.
— Мололец, утёр так, что теперь пока все анализы не принесёшь даже и не думай ко мне тянуться своими ручонками, — едко сказала я и отшатнулась от машины, послала сыну воздушный поцелуй и направилась в сторону дома. Герман, что, думал я ему в четырёх стенах мозг чайной ложкой не выжру. Сильно ошибался.
В обед приехала Лина и с порога заявила мне:
— Кристин, у тебя какой-то треш… Что за два мордоворота у ворот стоят? — Лина взмахнула руками и шагнула в холл. Она жила в доме одна. Папа подарил восемьдесят квадратов личного счастья. Работала то ли на телевидении, то ли во фрилансе. Мы никогда с ней не общались прям задушевно. Так, пару раз сталкивались у общих соседей. И это не потому что я угрюмая затворница, а просто из-за того, что у меня была семья, сын и домашние хлопоты, а у Лины много свободного времени, подтянутая задница и вечно бардак в голове.
— Нам мало системы наблюдения, — сказала я сквозь зубы и взмахнула рукой в сторону оранжереи. — Герман решил ещё и охрану нанять…
Лина проскочила мимо меня по коридору и вприпрыжку побежала к оранжерее. Мне иногда казалось, что она толком нормально ходить не умеет, а вот так вечно прыгает.
— Ну знаешь, Герман у тебя, конечно, такой прям строгий мужик… — протянула Лина, стоя на пороге. — Помнишь он один раз пообещал нашему председателю, что сам его прикопает в гравии если тот не засыпет дорогу на въезде? Вот. С тех пор я его побаиваюсь…
— Председателя? — тяжело вздохнула я, проходя к своей эко стене и выдвигая в контейнеры с саженцами. Лина рассмеялась и взмахнула руками.
— Мужа твоего! Скажешь тоже председателя!
Я поджала губы и невесело хмыкнула. Ага, на людях Герман такой властный босс, а дома засранец каких поискать.
— Кристин, а что-то не то сказала? — обеспокоенно спросила Лина, но я отмахнулась. — Ты меня прости, но у тебя лицо такое как будто ты сейчас заплачешь…
Я бы не заплакала. Потому что мне надо было отдать заказ и вообще, что я дура тупая плакать, когда вон какой у меня мужик есть! Всем мужикам мужик. Ну гульнул, ну с кем не бывает, так зато дарственные на квартиры и автополив у мамы.
Я прям услышала эти слова маминым голосом.
И вытерла все же набежавшие слёзы.
— Блин, Кристин, прости, — заметила мои слёзы Лина, и я мотнула головой. — Я вечно как ляпну что-то не так. Меня поэтому папа не устроил к себе на работу. Он говорит, что я маленькая и типа маленькие женщины для любви, а не для работы…
— Все хорошо, ты не причём, — отозвалась я нервно, стараясь унять рвущиеся из груди рыдания.
Действительно, вот что я такая дура? Другая бы на моем месте радовалась, что мужик теперь ей ноги готов целовать, заглаживая измену, а я вон брыли надуваю. Этакая цаца. Не жила дерьмово вот и выкаблучиваешься.
— Слушай, давай я тебе водички принесу, а то мне кажется ты сейчас задохнёшься… — сказала обеспокоено Лина, и я зачем-то кивнула и села на пол оранжереи.
Я держала в себе все вот это, чтобы при малейшем упоминании о муже и о том какой он на людях, просто задохнуться истерикой. Мне было стыдно за свои слёзы, за свою беспомощность и за то, что незнакомый мне человек все это увидел.
Лина вернулась со стаканом воды и, сунув мне его в руки, села напротив меня и потрогала за листок диффенбахию.
— Я не самая тактичная. Но у тебя с мужем проблемы? Гуляет? Тиранит? Обижает? — спросила Лина, пока я мелкими глотками старалась осушить бокал и взять себя в руки. — Ну знаешь если гуляет, то надо его козе такую жизнь устроить, чтобы потом икала при виде женатого мужика. А если остальное, то мне бабушка говорила, что сковородка и доброе слово помогают лучше чем одно доброе слово…
Я кивала и вытирала глаза, а потом с остервенением стала резать саженцы, кромсая лианы витвистых растений.
— Но если гуляет… то я бы его девке весь подъезд плакатами украсила, что в доме живет шлюхенция, остерегаетесь и надевайте на своих мужиков чадру… — мечтательно закатила глаза Лина, и я почему-то усмехнулась, чуть не выронив секатор из рук. — А потом ещё что-нибудь придумала…
Я глубоко вздохнула.
Понимала, что нельзя такое обсуждать с соседями. Но почему-то помимо воли из меня вырвалось:
— Он говорит, что не спал с ней… — хрипло призналась я и Лина вся подобралась.
— А ты ее видела? Она наверно соска из бара
