после вашего звонка ещё лучше. Я буду ждать вас в нашем обычном месте.
Мы с Соболевским уже несколько раз ходили в ресторан недалеко от его дома — нам обоим там нравится.
— Герман Эдуардович, скажите, — начинаю смущённо, — вы не будете против, если к нам присоединится… м-м, один мужчина?
— Аннушка, я буду только рад! Не сочтите за наглость, но мне любопытно — вы хотите познакомить меня с вашим молодым человеком?
— Э-э, нет, вы с ним уже знакомы, — у меня начинают гореть уши.
— Ах вот как, — я слышу улыбку в его голосе, и щёки теплеют вместе с ушами. — Тогда тем более прекрасно. Буду ждать вас обоих!
Попрощавшись, кладу трубку и выдыхаю. Странное ощущение, я как будто нервничаю из-за этой общей встречи. Тряхнув головой, выкидываю из неё лишние мысли и решаю найти Никиту. Вроде бы он уже освободился.
Мужчина обнаруживается в кабинете, вот только вокруг него на двух столах разложены бумаги.
— Заходите, Анна Николаевна, — кивает мне, — я ждал вас немного раньше.
Голос настолько сосредоточенный и серьёзный, что мне становится неловко. Прикрыв за собой дверь, делаю пару неуверенных шагов вперёд.
— Никита Сергеевич, вы заняты, я…
— Ты издеваешься? — он тут же встаёт из-за стола и, подойдя к двери, поворачивает торчащий из замка ключ, а потом, обернувшись, внезапно подхватывает меня на руки, чуть не заставив взвизгнуть, и падает вместе со мной на диван.
— Это какой-то изощрённый вид пытки, — шепчет мне. — Раньше я просто на тебя смотрел, и всё было вполне терпимо. А теперь, когда ты уже моя…
— Чего это я твоя? — слегка возмущаюсь, но так же тихо.
— Ты сама мне говорила, — он легко касается моих губ.
— Когда и где?
— Вон там, — машет головой в сторону стены, — вчера.
Смутно вспоминаю, что действительно что-то такое лепетала, но…
— Я была в состоянии аффекта, — сдаваться не собираюсь.
— Ну, значит, придётся опять тебя до него довести, — прижимается губами к ямочке между ключиц, и мне сразу становится тяжело дышать.
— Я вообще-то по делу пришла, — пытаюсь отстраниться.
— Отлично. Докладывайте, какое у вас дело, старший ординатор, — он стягивает ворот рубашки на сторону, обнажая плечо, и прокладывает к нему дорожку поцелуев.
Запускаю пальцы ему в волосы, потому что… дело? Какое дело?
— М-м, я… мы… собирались поужинать, — выговариваю с трудом, потому что чьи-то руки уже пробрались под одежду и даже под бельё, и теперь поглаживают и сжимают грудь.
— Мой ужин уже тут, — одна рука ныряет мне за пояс штанов, и я ахаю, не сдержавшись.
— Никита! Ну не здесь же…
— Почему нет? — он улыбается, а его пальцы находят какую-то такую точку, что мне вдруг становится на всё плевать, и я сама склоняюсь к его губам.
— Ты сумасшедший!
— Не отрицаю, — отвечает сдавленно и с силой прижимается ко мне, заставив приглушённо застонать, — я сошёл с ума! От тебя!
Нас обоих охватывает такое нетерпение, что мы даже толком не раздеваемся. Я так и остаюсь сверху на нём, но это не мешает ему двигаться. Вот только когда я чувствую, что до пика остаётся совсем чуть-чуть, мужчина вдруг замирает, крепко прижав меня к себе.
— Скажи, что моя!
— О, боже, Никита, ну пожалуйста! — я на грани и даже почти не слышу, что он от меня хочет.
— Скажи! Что! Моя! — он тоже явно с трудом сдерживается, но продолжает крепко держать за талию и бёдра, не давая пошевелиться.
— Твоя, — выдыхаю, и это окончательно срывает нам обоим крышу.
Приходится прикусить руку, чтобы сдержать стон. Я тяжело оседаю на его коленях, прижимаясь головой к его плечу.
— Ты точно чокнутый, — говорю слабым голосом, но понимаю, что это не совсем справедливо, и продолжаю: — Впрочем, как и я.
— Идеальная пара, — хмыкает он.
Никита целует меня, помогает приподняться. Мы немного приводим себя в порядок, и я, наконец, вспоминаю, зачем пришла.
— Хотела тебе напомнить, что мы планировали встретиться с Соболевским.
Мужчина с тоской переводит взгляд на стол, заваленный бумагами.
— Аня, мне придётся задержаться, прости, — морщится. — Передай Герману мои извинения. Как назло, через две недели ещё одно выступление, нужно успеть многое подготовить.
— Ты опять уедешь? — я вскидываю брови. — Надолго?
— А что, уже хочешь от меня избавиться? — фыркает Никита, но тут же вздыхает. — Да, конференция выездная, целых четыре дня. Правда, последний — банкет и общение с коллегами. Я мог бы и пропустить эту часть, но это тоже немаловажно, поэтому…
— Не переживай, — я пожимаю плечами. — Надо — значит, надо. Но конференция ещё не скоро, а как насчёт сегодняшнего ужина? Может, присоединишься к нам попозже?
— Я постараюсь, — он улыбается и легко прикасается к моим губам.
— Ну и отлично, — отвечаю на поцелуй и, вывернувшись из объятий, иду переодеваться.
Герман Эдуардович уже ждёт меня, когда я захожу в ресторан.
— Добрый вечер, Аннушка, — старик с улыбкой поднимается из-за стола. Пододвигает стул, помогая сесть, и только потом садится сам.
— Герман Эдуардович, я каждый раз смущаюсь от вашей галантности, — искренне ему улыбаюсь и добавляю: — Добрый вечер!
— Дорогая моя, я не виноват, что нынешняя молодёжь совсем отвыкла от хороших манер, — хмыкает он. — Но где же ваш кавалер?
— Он задерживается и просил извиниться перед вами, — качаю головой. — Надеюсь, подъедет чуть позже.
— Ну что ж, — Соболевский щурится, — я счастливчик, раз всё ваше внимание принадлежит мне.
Мы делаем заказ и мирно беседуем. Разговор, как и всегда рядом с Германом, течёт сам собой — я не успеваю оглянуться, как уже рассказываю ему про происшествие с Соколовым и про реакцию Никиты — естественно, без подробностей. Даже упоминаю про его переговоры с Дарси на моей кухне, и только выговорившись, смущаюсь и понимаю, что, наверное, не стоило столько болтать.
— Простите, Герман Эдуардович, вывалила на вас всё, — мне и в самом деле становится неловко, вожу вилкой по уже почти пустой тарелке, вырисовывая непонятные узоры.
— Аннушка, — он берёт меня за руку, — вы даже не представляете, как мне приятно ваше доверие. У нас с женой так и не получилось завести детей, — вздыхает, — всё-таки времена были не те, сейчас значительно больше возможностей. А я всегда хотел, чтобы у меня была дочка, — улыбается мне, и у меня начинает щипать в глазах.
— Не сын? — смаргиваю влагу с ресниц.
— Нет, — качает головой, — дочка, чтобы была похожа на жену.
— А я всегда хотела отца, — говорю задумчиво, а потом вдруг добавляю: — Мне тут звонила мама.
— Вы ведь не близки с ней? — Герман откидывается на спинку стула.
— Нет, — качаю
