Я понимаю, что нужно ответить, но на это уже не хватает сил. Я засыпаю.
Глава 19
– Это ещё что такое?
Высокий, звенящий от гнева голос прорвался сквозь сон и ввинтился прямо в мозг.
Я испуганно подскочила и потёрла глаза, не слишком соображая, где я и что происходит. Обстановка вокруг была странно знакомая… К ноге прижималось теплое крепкое бедро, со спинки разгромленной кровати победно свисали боксеры Элвина, остальная одежда невнятными кучками валялась на полу. И эти кучки дорожкой вели прямо к дверям, в которых стояли… злющая мама и отец Элвина.
Мы что, вломились в комнату родителей? Черт! Не могла мне в спину воткнуться какая-нибудь другая дверная ручка! Хотя бы кладовки. Едва не застонав, я вспыхнула и повыше натянула простыню, единственное, чем мы были укрыты. Элвин напрягся, и не думая отодвигаться, лишь успокаивающе приобнял за… за то, на чем, черт побери, я сидела.
У Кевина просто отвисла челюсть и он молчал. А вот мама не молчала:
– Подлец, что ты сделал с моей дочерью?
Стоп. Они же на море. Они никак не могут стоять на пороге спальни. А значит, это сон. Просто дурацкий сон, и нужно проснуться. Но проснуться не получалось…
Мама перестала орать на Элвина и теперь переключилась на его отца.
– Ты! Ты сломал мне жизнь, а теперь ещё твой сын соблазнил мою дочь! Негодяй! Семья негодяев!
Горячие пальцы шевельнулись, незаметно и ласково погладили по бедру, и я как-то особенно остро почувствовала рядом горячее обнажённое тело. Вовремя…
– Думаю, нам лучше выйти, – наконец обрёл дар речи отец Элвина. – Полагаю, им надо одеться.
Он подхватил маму под локоть и попытался вытащить из комнаты.
– Твой сын соблазнил мою дочь! – кричала она.
Что ж она так орет, господи. Вот уж действительно – великое дело – соблазнил. Да она понятия не имела о том, что он и вправду в некотором роде выступил в роли соблазнителя – так сказать, совратил невинную девушку. Сама же она в последний год, куда бы я ни уходила, клала мне в сумочку презервативы. Так, мол, ей за меня спокойнее.
Объяснять маме, что они мне совершенно точно не пригодятся, не хотелось. Она себя чувствовала такой понимающей и современной мамой, что грех было лишать её этого удовольствия. Так о каком соблазнении, чёрт возьми, может идти речь, если уже год она уверена, что я при первом удобном случае кувыркаюсь с разными парнями. Потому что если бы она подозревала, что у меня он один, давно бы предложила перейти с презервативов на таблетки!
Наконец дверь захлопнулась. Миг, и меня мгновенно опрокинуло на спину, перед глазами мелькнул потолок, а потом его сразу заслонило знакомое лицо. Теплые губы ласково коснулись моих губ, горячие пальцы погладили шею.
– С добрым утром, – чуть хрипло выдохнули в ухо.
Ага, доброе. Добрее не бывает.
– Не конец света, Изи, – продолжил Элвин, словно подслушав мои мысли. И снова поцеловал, дразняще сладко. – Покричат и успокоятся.
Мне нравилось мотреть на него, такого сонного, взъерошенного. И целоваться нравилось, от этих поцелуев по телу разливалась томительная нега. И все проблемы и вправду переставали казаться такими уж значимыми. Какие проблемы, когда к губам прижимаются теплые мягкие губы, сверху слегка придавливает восхитительная тяжесть, и кожа касается кожи… Я даже не поняла, когда успела запустить руки в его волосы, и теперь их теплые тяжелые пряди скользили между пальцами. И дыхание смешивалось, и кружилась голова Он целовал меня снова и снова, пока все сомнения и глупые мысли и вовсе не вылетели из головы. Впрочем, оттуда, кажется, вылетели вообще все мысли, кроме одной: чтобы это никогда не заканчивалось…
– Изи! – простонал Элвин. И быстро скатился с меня. – Пора… Иначе мы снова попадемся.
Подумаешь. В конце концов, что они могут сделать? Мы взрослые совершеннолетние люди.
Внизу что-то отчетливо грохнуло, и взрослую совершеннолетнюю меня мгновенно сдуло с кровати. Я заметалась по комнате, опознавая в кучках на полу свои вещи. Элвин, тихо посмеиваясь, поднимал свои. Особенно долго пришлось искать мои трусики. Понятия не имею, как они оказались на подоконнике.
Периодически мы с Элвином сталкивались спальне, которая вдруг стала ужасно тесной, и целовались. Так что процесс несколько затянулся.
Наконец, мы оделись и спустились в гостиную. Элвин ошибался. Покричат и успокоятся – это явно был не наш случай. Через несколько минут в гостиной появилась мама, с грохотом таща за собой чемодан на колесиках.
Вот это новости! Не могла же она так расстроиться из-за моей гипотетически поруганной чести, чтобы бежать от любимого мужа только потому, что в его доме меня на каждом шагу подстерегает опасность?
– Изабель, мы уезжаем, – объявила мама. – Собирай вещи. Самое необходимое. Нам ничего отсюда не нужно.
– Куда это мы уезжаем? – не поняла я.
Похоже, с того самого момента, как с утра открыла глаза, я напрочь перестала понимать, что происходит.
– Никуда она не поедет, – спокойно сказал Элвин и обхватил меня за плечи, словно давая понять, что не выпустит ни при каких обстоятельствах.
– Мы с Кевином разводимся, и я не вижу ни одной причины, чтобы нам обеим оставаться в этом доме.
Только сейчас я увидела, что глаза мамы, пусть и безупречно накрашенные несмотря на раннее утро, выглядят припухшими. Она плакала. И, кажется, плакала долго.
– Что случилось, мам? – обеспокоенно спросила я.
Выкрутилась из рук Элвина, подошла к ней и обняла.
Она не оттолкнула меня, наоборот – прижалась и начала всхлипывать.
– Я лучшие годы жизни… а он… с той официанткой… за что мне это?
В целом картина вырисовывалась даже по этим обрывочным сведениям. Были кое-какие нестыковки, например то, что женаты они с Кевином чуть больше полугода… Впрочем, не сомневаюсь, что это были лучшие полгода в маминой жизни. Но Кевин и официантка? Это не укладывалось в голове. В отличие от своего сына, он вовсе не выглядел Казановой, да и занят был в основном работой. Акции, биржи, котировки – жуткая тоска, а
