не понимаешь?! – внезапно Ирма начинает рыдать. – Я же люблю тебя! Люблю!
– Нет, дорогая… Ты всегда любила только себя.
Сказав это, я забираю бумаги и выхожу из кабинета. Завтра же сменю замок.
– Ты не можешь так поступить со мной! – кричит мне в спину.
– Действительно… Поэтому даю тебе пять минут на заявление по собственному. И уходи своими ногами, иначе мне придется вызвать полицию.
Слышу, как в моем кабинете начинается Армагеддон. Наверное, Ирма решила выместить злость на моих дипломах, дорогих сердцу вещах, фотографиях. Все с грохотом летит на пол, разбивается и крушится. Но сейчас все эти вещи кажутся мне пустыми. Для меня важно лишь одно: я узнал, что стал отцом. И все остальное не имеет смысла.
Сообщаю охране, что Ирма буянит, и что ей нужно мягко помочь найти дорогу к выходу и больше не пускать на пушечный выстрел к клинике. Переношу совещание, проведу его завтра, где и сообщу об изменениях в кадрах. «Приближенным» Ирмы не место среди моих людей, может быть, это не очень хорошо с профессиональной точки зрения, но я хочу сохранить гармонию в коллективе. И отложив остальные дела, направляюсь в палату к сыну.
Еще никогда я так не волновался. Ума не приложу, что сказать Арине, как смотреть ей в глаза. Она ведь будет спрашивать… А главное, я действительно боюсь, что Ирма сказала правду. Страшно убедиться в том, что Арине вели генетически не связанный с ней эмбрион. Проверить это можно только одним способом: поговорить с матерью и сделать независимый тест, несмотря на те результаты, которые подсовывала мне Ирма. Она могла их сфабриковать, чтобы обмануть меня и заставить жениться.
Не верю собственным мыслям, до чего они жуткие…
Арина
Время с малышом проходит незаметно. Доктор Светлана Петровна и ее ассистентка Лера – милые и опытные женщины. Они объясняют мне все очень подробно и буквально пылинки сдувают с моего сыночка… Сегодня все так, словно случившееся накануне – ужасный сон. Мне так хочется снова начать доверять людям, поверить Виталию, что он поможет мне… что все произошедшее – страшное стечение обстоятельств и виновные будут наказаны, а я забуду об этом как о ночном кошмаре.
– Когда моего ребенка можно будет забрать домой? – рискую задать вопрос.
– Трудно сказать точно, но я предполагаю, что если все будет стабильно хорошо, то через неделю. У вас оборудована детская? Малышу нужен будет особый уход первое время. Возможно, придется попросить кого-то из родственников вам помогать по хозяйству. Обычно бабушки с радостью занимаются такими приятными хлопотами, – улыбается Светлана.
– У меня только отец… – признаюсь.
– Ну и дедушка неплохо. Главное – любовь в семье. Далеко живет?
– Да, и я думаю, что как только нас выпишут, сразу куплю билет и вернусь в родной город к отцу, – отвечаю, не заметив, как в палате появляется еще один человек.
– Ты что, собираешься перевозить младенца в самолете или не дай Бог в поезде до Новосибирска?! – слышу за спиной недовольный голос Виталия. Он говорит это так категорично, словно в состоянии мне запретить это сделать.
– Виталий Тимофеевич, думаю, это мое дело… – тихо говорю, придерживая малыша у груди и вставая с кресла. Бессознательно готовясь обороняться, защищать свое сокровище. Сыночек продолжает есть: он уже научился сосать, и молоко стало появляться гораздо активнее. – И вообще, почему вы не постучались? – опомнившись, отворачиваюсь, чтобы он не увидел слишком сильно расстегнутый халат для кормления.
– Дамы, оставьте нас с Ариной и сыном наедине, пожалуйста, – Одинцов игнорирует мой вопрос.
Врач и медсестра как-то странно на него смотрят, но кивнув ему, выходят из палаты. А у меня захватывает дух от тревоги, которая передается малышу. Он перестает есть и хочет заплакать.
– Тише, котеночек, все хорошо, – голос Виталия меняется. Он подходит к нам и без стеснения, но очень осторожно прикладывает маленькую головку ребенка к моей груди, чтобы успокоить. Мягко поглаживает его по щеке, вызывая во мне странные смешанные чувства. Мне приятно, что он так трепетно к нему относится, хотя я жутко боюсь.
Поняв, что все хорошо, сынок принимается причмокивать, а я удивленно поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Виталием. И в его взгляде столько всего… что трудно удержаться на ногах.
– Арин… ты только не пугайся, но нам с тобой нужно серьезно поговорить, – предупреждает он, вводя меня в транс.
Становится дурно. Бледнею. Одинцов успевает меня подхватить, и мы с малышом оказываемся в кольце его сильных рук.
Да что же такое со мной творится? Мурашки по коже, а в голове полный разлад. Так и с ума сойти недолго…
– Ты пришел забрать его у меня? – задаю главный вопрос. – Я не вынесу этого, – говорю, выдерживая его внимательный взгляд.
– Нет, Ариш… я не собираюсь у тебя его отнимать. Но и ты не лишай меня счастья.
Странные слова зависают в воздухе. Между нами звенит тишина, а я все так же в его объятьях. Дрожу.
– Тебе холодно?
– Нет. Просто ничего не понимаю. Какого счастья я могу тебя лишить? Ирма наговорила про меня гадостей? Я не претендую ни на что… Если подумал, что я заинтересована в тебе, то это неправда, прости… я вовсе не собиралась тебя соблазнять, мне нужен только ребенок, – говорю шепотом.
– Забудь про Ирму.
– Тогда о чем ты?
– О сыне.
– Бредишь, да? – делаю попытку отступить, но Одинцов не выпускает.
– Тише. Давай ты выслушаешь меня, хорошо? Я хочу быть с тобой максимально честен. Понимаю: все, что скажу, может показаться сумасшествием, я и сам только что об этом узнал… Но ты должна дать возможность сказать. И мне кажется, что такие вещи лучше обсуждать не здесь, но я также понимаю, что тебе страшно оставлять ребенка. Поэтому мы поговорим так. Втроем: ты, я и наш ребенок.
– Почему ты говоришь о нем так?.. – мой голос срывается. – Почему считаешь его своим?!
– Потому что он мой. Я биологический отец. Вот, посмотри: – освобождаю руку и вынимаю из кармана телефон с фотографией результата теста ДНК.
– Родство 99 процентов, – произношу одними губами. – Но это невозможно…
– Почему? Я абсолютно здоров и могу иметь детей, – заявляет Одинцов.
– Как твой эм… Не знаю, как правильно выразиться, биологический материал… попал… в меня? – говорю такие серьезные вещи и краснею как школьница, ничего не могу поделать с собой.
– Пока я не выяснил это… но есть подозрение, что пробирки подменили. Случайно или специально – не знаю. Но обещаю, что разберусь.
– Вит… – называю его так, как мне давно хотелось, – процедуру ЭКО делала твоя мать. Она не
